Дмитрий Вересов - Черный ворон (Черный ворон - 1)

- В Эрмитаж мы, котик, не попали. По магазинам забегались, устали страшно.

Услыхав про магазины, академик сокрушенно вздохнул:

- 0-хо-хо... Деньжищ, поди, просвистала...

- Но, котик, ничего лишнего... Смотри, какой я тебе чудный подарочек купила...

И она достала из сумки пресс-папье, предусмотрительно положенное ею поверх прочих покупок.

- И не ходить же Алеше всю жизнь в твоих обносках...

- Я... я завтра же отдам, - смущенно вмешался Алексей. - Вы мне только скажите, где тут у вас скупка. У меня остались мамины вещи...

- Замолчи немедленно, - сказал академик. - Мы не разоримся, а память о матери ты сохранить должен.

- Тогда я отдам с первой зарплаты, - сказал Алексей настолько твердо, что Всеволоду Ивановичу осталось только пожать плечами и пробормотать:

- Посмотрим... Себя ты, конечно, тоже не забыла? - обратился он к Аде.

- Конечно же нет! - смело ответила она. На самом деле она не так уж часто позволяла себе такое расточительство. Просто выдался удобный случай. Она знала, что при Алексее Сева не начнет стонать и нудно браниться. (Кричать и топать ногами академик позволял себе только в институте, а дома - исключительно на Клаву. Попробовал бы он повысить голос на тещу или жену!)

- Ты бы, котик, лучше порадовался на женушку в обновках. Показать?

- Вернусь - тогда с удовольствием... Только ты уж, пожалуйста, без меня ничего такого больше не покупай.

- Когда выезжаешь?

- За мной зайдет машина. Ты меня проводишь?

- А тебе бы хотелось?

- Конечно, радость моя.

- Ах, я так устала... Может быть, Алеша тебя проводит.

- Но он, наверное, тоже устал. И потом, я же налегке...

- Я готов, - сказал Алексей. После сегодняшнего разговора ему было неловко оставаться с Адой.

- И вот еще что, козлик мой. Клава мне как-то говорила, что давно мечтает покататься на ЗИМе. Может, и ее прокатите, раз уж пошла такая пьянка. Заодно купит маме папирос на вокзале.

- Я куплю, - вызвался Алексей.

- Доставьте Клавочке удовольствие. Клава, скажите же...

И Ада пристально посмотрела на Клаву. Домработница вздрогнула, зажмурилась и сказала:

- Да уж так хочется, Севолод Иваныч! Буду потом подружкам рассказывать, как на машине каталась.

Только успели попить чаю и прожевать бутерброды, как в двери позвонил Борис, личный шофер академика, с поразительно уместной для такой профессии фамилией Руль.

- Пора, Всеволод Иванович.

- Мы, Боря, сегодня с эскортом, если ты не против, - пошутил академик.

- Или! - отреагировал Борис. - Кабриолет большой, просадки не будет. Присели на дорожку.

- Да, чуть не забыла, - поцеловав мужа в щеку, сказала Ада. - Если не трудно, на обратном пути сделайте крюк до "генеральского", купите буженинки полкило.

- Есть! - по-военному ответил Борис и распахнул входную дверь. - Прошу.

Едва на улице хлопнула дверца автомобиля, Ада опрометью кинулась в комнату матери.

- Мам! Голубонька, сделай большой расклад.

- Можно. Святок нет. Четверг. Опять же, луна беременеет - Князев день высвечивает.

- Мне бы знать, он ли?

- Он, он! Кольцо, вода не врут. Огонь в зеркалах его показывал.

- А меня ты трефовой думаешь?

- Окстись, червонная ты, замужняя, да ясная. Достань мои свечи.

Ада открыла шкафчик и сняла с полки две свечи в подсвечниках из козьего рога.

- И колоду новую из шкатулки достань. Потереби, поговори, подумай загаданное, да под задницу положи. Старую на пасьянсы пустим.

Ада уселась на карты и протянула ладони к зажженной свече.

- Мам, а ему ты на пикового ставишь?

- Нет. Он двойной, потаенный, переменчивый. Глаза, заметила, разные? Груб и тонок, добр и зол. Глазами в небо смотрит, а ноги в болоте увязли. Если простенько, по-цыгански, то можно и пикового положить. Но я ж на судьбу смотрю, да и не покровитель он тебе. Кину малую аркану... Ну, тридцать шесть картей, четырех мастей, всю правду про крестового короля, раба Божия... - совсем тихо забормотала над колодой мать, медленно выкладывая карту за картой под второй свечой, только давая Аде сдвигать тонкими нежными пальчиками левой руки. А потом зависла над столом, вся подавшись вперед с непонятным выражением лица.

- Я возьму папиросочку? - попыталась вырвать мать из оцепенения Ада.

Та молча, с отсутствующим видом кивнула.

- Неужели приворожу? - Ада почувствовала внутри жесткое, вибрирующее напряжение.

- Приворожишь, приворожишь, - рассеянно сказала мать, глядя в пространство. - К добру ли...

- Что видишь-то? - встрепенулась Ада.

- Карта путается. Ладно, сам он путаный. Но и черви твои двоятся. И не Всеволода, для тебя пикового, дом это. Туз бьет. Десятка и шестерка пикей рядом. Такое раз на тыщу или мильон бывает.

- Так что же, дорожка смертная? Чья?

- Не пойму. Рябь, двоение. Вальты сплошные - суета, да не пустая, с пиками связанная. Восьмерки - сплетни, болтовня, раздоры. И все путается. Видишь, дама черная - и то не говорят, покровительница или зло. Ой, девонька, две дамы его в узелок. Вот ты, а вот молодая, бубонвая, свободная... Два ребенка, что ли? Или хлопоты? Но ваши это вальты. А вот две беды под сердцем и на сердце. А в ногах-то - разлуки две. Сколько лет гадаю, такого не видала, три карты все связали.

- Что ж делать-то? Погодить?

- Нельзя годить. Два дня до воскресенья осталось. Карты на порожке разлуку держат. Да и сама думай: в воскресенье отбайло твой вернется. А этот уже заговоренный. Снимать - не наводить. Это уже с ним делать надо. Тогда рассказать придется. Оставить как есть - от дурноты и себя и тебя порешить может. Приворот сильнейший. Нет уж. Все сходится. И по картам, и по луне, и по регулам. Будем делать, что решили. Нам ведь не он нужен, а внученька. Иди теперь, ополоснись, покушай чего-нибудь и ложись. И чтоб завтра с утра пораньше не показывалась. Жди часикам к шести. Я все устрою.

Алексей с Клавой вернулись, когда Ада еще принимала душ. Выключив воду и потянувшись за махровым полотенцем, она услышала их шаги и голоса. "Вот черт! подумала она. - Не стоило бы ему сегодня на глаза показываться, но с голоду помираю". Она все же решилась и, запахнувшись в халат, вышла из ванной.

Умница мама догадалась-таки увести их в столовую, откуда доносились голоса и позвякивание посуды. Ужинают... Ада залезла в буфет, извлекла оттуда пачку вафель и принялась их с жадностью грызть, роняя крошки на халат. В кухню вошла Клава с чайником.

- Ой, что ж вы тут, Ада Сергеевна. Идите поужинать как следует.

- Спасибо, Клава, что-то не очень хочется... Голова разболелась...

- Вы бы капельки приняли какие или порошочки. Нам тут Анна Давыдовна сказала, что мы все завтра к Котлу ковым едем, на дачу. Так, может, я останусь, пригляжу тут за вами. Анна Давыдовна лучше мово с Никитушкой справится, а Лексей Ивардыч - человек молодой, дитя-то и на ручках понести может, ежели что...