Нэнси Розенберг - Испытание огнем

— Не надо, Сэм, — сказала Стелла, нахмурившись, и удержала полотенце, скрывающее ее тело. — Ты же говорил, что в этом мотеле на всех окнах плотные шторы. Или я ослышалась? Почему здесь так много света?

— Здесь действительно есть плотные шторы, но они почему-то не опускаются, — объяснил Сэм. — Что-то случилось с веревкой, должно быть, она запуталась. Кроме того, — продолжил весело он, — я хочу видеть тебя при свете.

Стелла вскинула вверх подбородок, и по ее спине пробежали мурашки.

— Это тебе только кажется, что ты хочешь видеть меня, — тихо сказала она. — Поверь мне, Сэм, не надо этого делать.

Сквозь ветхие занавески пробивались яркие лучи солнца, и Стелла вдруг поняла, что стоит в самом центре комнаты и ее со всех сторон заливает солнечный свет. На мгновение ей даже показалось, что она стоит на сцене в мощных огнях рампы. Она сделала несколько шагов назад, стараясь укрыться в тени.

— Не надо быть такой стеснительной, — ласково сказал Сэм. — Я уже видел шрам на твоей щеке. Неужели ты не помнишь этого? Стелла, ты так ловко зачесываешь волосы, что он совершенно незаметен.

— Ты думаешь, это единственный шрам на моем теле? — грустно спросила Стелла, не выходя из тени. — Это не так, Сэм.

— Ну и что? — спросил Сэм, не отрывая от нее взгляда. — Где бы они ни находились, мне все равно. Я не обращаю внимания на подобные пустяки. Ты кажешься мне очень привлекательной женщиной. Ты просто прекрасна, Стелла. Не знаю, почему ты не хочешь понять этого. С этим согласны все, кто тебя окружает.

— Искалеченные люди всегда ведут себя несколько странно, — сказала Стелла низким и каким-то монотонным голосом. — Девушки с обезображенными руками почти всегда носят платья с длинными рукавами, чтобы скрыть от посторонних свою ущербность. А парни с деформированными ушами стараются надевать глубокие вязаные шапочки. Люди с атрофированными ногами прикрывают одеялом нижнюю часть тела. — Она замолчала и откашлялась, прочищая горло. Ее глаза стали слегка поблескивать от набежавших слез. — Я провела несколько месяцев в ожоговом центре и видела там людей с такими ужасными ранами, что не могла понять, зачем вообще врачи боролись за их жизнь. — Она снова замолчала и тяжело вздохнула. — Полагаю, что воля к жизни настолько сильна, а страх перед смертью — настолько велик, что эти люди продолжают жить и даже показываются на улице, несмотря на то, что страдают от каждого взгляда и каждой неосторожной фразы, высказанной в их адрес. Но я не похожа на этих людей, — твердо сказала она. — Я бы не смогла жить, если бы знала, что дорогой для меня человек считает мое тело безобразным.

— Подойди ко мне, — сказал Сэм. Лицо его выражало нежность. — Я не хотел ставить тебя в неловкое положение. Я никогда больше не буду просить тебя показать свое тело. Обещаю. — Он протянул к ней руки, приглашая ее жестом к себе.

Стелла быстро скользнула в постель, накрывшись с головы до ног простыней, и положила голову ему на плечо.

— Прости меня, Сэм, — грустно произнесла она. — Мне кажется, что я испортила наш праздник.

— Послушай, — прошептал он. — Ничего не говори — просто послушай. Мне кое-что известно о шрамах. Когда человек умирает от рака, он погибает не сразу. Его все время режут, вновь и вновь отсекая пораженные метастазами участки тела. Моя жена Лиз перенесла несколько таких операций, пока врачи не убедились, что все бесполезно. Я хочу, чтобы ты знала; даже после всего, что ей пришлось перенести, я не перестал находить ее привлекательной. Ее шрамы никогда не вызывали у меня отвращения или неприязни. — Он нежно погладил Стеллу по волосам, как заботливый отец любимого ребенка, и взволнованно продолжил; — Даже когда Лиз умерла, она казалась мне такой же красивой, как в первый день нашей совместной жизни. Когда я влюбился в нее, это совсем не означало, что мне понравились только ее кожа, грудь, волосы или что-либо другое. Красота проявляется не только внешне, Стелла. Красота проистекает прежде всего из души человека. — Он замолчал и глубоко вздохнул. — Настоящая красота идет от сердца. Когда ты смотришь на кого-нибудь, то видишь и отражение его души.

Стелла чувствовала, что грудь Сэма размеренно поднимается и опускается. Его слова казались ей необыкновенно приятными, но за ними скрывалось нечто большее, что-то такое, что невозможно было выразить словами.

Он все понял.

В этот момент Стелла действительно поверила в то, что он может принять ее такой, какая она есть на самом деле. Она не сомневалась в том, что этот человек может подарить ей настоящую любовь, к которой она всегда стремилась и на которую не был способен Брэд. Но сможет ли он до конца понять ту боль, которую она носит в своем сердце? То ощущение, которое гораздо отвратительнее, чем самый безобразный шрам на теле?

— Я долго ходила на прием к психоаналитику, — тихо сказала Стелла. — Это было много лет назад, вскоре после пожара. Я хотела вспомнить все обстоятельства трагедии, но так и не смогла этого сделать. Мною занималась очень толковая женщина-психиатр, и я согласилась на несколько сеансов гипноза, понадеявшись, что хоть таким образом смогу что-нибудь припомнить.

— Ну и как? — спросил он. — Тебе удалось что-нибудь вспомнить?

— Да, кое-что, — уныло ответила Стелла. — Но это были лишь отдельные фрагменты, напоминающие старые фотографии. Передо мной проносились лишь отдельные картинки той ужасной ночи. Но я до сих пор не уверена, что они имеют что-то общее с реальностью. Может быть, они были привнесены в мое сознание психоаналитиком.

— Почему ты так говоришь?

— Я помню лицо отца, — сказала Стелла дрогнувшим голосом. — Оно было искажено страхом и ужасом, а затем я увидела, как что-то вспыхнуло у него в руках.

— Продолжай, — сказал он.

— Я не могу сказать в точности, что именно я видела, — пробормотала Стелла, уткнувшись в грудь Сэма. — Сперва мне показалось, что это был нож, но потом я сообразила, что нож не мог быть таким большим. К тому же этот предмет не был блестящим, какими обычно бывают ножи. Напротив, он был темным, а может, даже ржавым и отдаленно напоминал садовый инструмент или что-то в этом роде. Я видела, что мой отец держит этот предмет довольно высоко, как будто собирается ударить меня по голове.

— Ты думаешь, что твой отец поджег дом, Стелла? — удивленно спросил Сэм, шокированный ее путаным рассказом.

— Нет, — решительно ответила Стелла, подняв голову и посмотрев ему прямо в глаза. — Отец никогда бы не смог сделать подобное. Он очень любил меня. Нас связывали необыкновенно теплые отношения. Как и все Каталони, он был темпераментным человеком и часто выходил из себя, но вплоть до той ужасной ночи никогда не поднимал на меня руку. Он был основательным человеком, трудягой, из тех людей, что превыше всего ставят семейные ценности и уважают чужое право на жизнь.