Владимир Безымянный - Русское видео

Несмотря на спешку, Нонна Золочевская упорно сопротивлялась хаосу. Никакого беспорядка в мыслях и поступках. Эх, золото, а не голова! Вращайся она в другом кругу, давно бы уже величали Нонной Александровной. Жаль, не принято у блатных по имени-отчеству. Вон, Шаху шестой десяток пошел, авторитет какой, а все равно — Юра и Юра. Будто пацан. Да он и вправду во многом был мальчишкой, подростком. Может, детство сказывалось, когда хрен без соли доедал. Радовался всем этим цацкам — видео, кассетникам, радиотелефонам. Не говоря уже о машинах, которые менял ежегодно, обустраивая салон непременно по высшему классу, как принято в Армении. В последнюю поездку в Ереван старый Ашот, умелец по отделке, пошутил: «Тебе, Юрик, лучше взять абонемент. У нас, как у всякой хорошей фирмы: оптом — дешевле». Страшно думать — БЫЛ. Ведь только что — вот он, рядом, с его теплом, запахом, странными постельными причудами — и уже все, — был… Что ж, в мире волчьем и гибнут по-волчьи. Никуда от этого не денешься. Когда Шах вышел из ворот колонии в новеньком, единственно достойном его лагерного величества, тщательно с мылом отутюженном костюме, карманы его наличные не обременяли. И как поднялся за эти восемь лет! То, что называется — шел по костям. Что, ж, убирал он, убрали и его. Когда человек становится лишним звеном в цепи, его выбрасывают. Не из ненависти, а по необходимости. И тем скорее, чем это звено увесистее. Налился Шах, отяжелел. Трудно, небось, стало держать в руках своевольных боевиков и загульных наперсточников, связи прикрытия и самое главное — бухгалтерию, финансы. Вот и разжались руки.

Нонна Александровна любовно погладила коричневую шероховатую обложку общей тетради, наскоро пробежала по страницам. Уничтожать лишнее приходилось срочно. Собственно, все уже готово. Но нельзя исключить и случайностей. Что ж, первый бой — не всегда самый трудный, но в нем все определяется. И начинать игру надо, пока козыри на руках, не дожидаясь удара, не подставляясь, но и не пряча голову по-страусиному.

— Ожили, Рухлядко? В форме? Ну, теперь можно и за нос поводить своих спасителей. Да что вы, я вовсе не претендую на благодарность. Это вам и в принципе не свойственно. Хотя — от души — следовало бы нам немного подзадержаться. Уж больно веселился «Погребок». Вас ведь чуть не из-под стола взяли. Там всяко могло случиться. Ну, с этим понятно. А вот что вышло с Шахом, надо рассказать, Александр Ильич. И не в благодарность. Ну, подумаешь, «опустили» бы вас блатные слегка за неаккуратность, может, и здоровье бы слегка пошатнулось. Это все обратимо. В кафе убивать не станут. Вот в другом месте — извольте. Отходить вам надо от них, Рухлядко. Нет вам в блатном мире места. Помощь обещаю. Но с условием — вы или с нами, или хотя бы на нейтралке. Какой смысл путаться в сплетениях уголовных разборов, чтобы спасаемый завтра снова начал терроризировать честных граждан?

Причудливо лавирующая беседа отнюдь не стремилась к облегчающей откровенности, напоминая капризный ручей, иногда впадающий в стоячие болотные воды.

— Итак, вы стоите на своем, рассчитывая, что я поверю в версию вашего ужина с неизвестными девицами, во время которого невесть кто прикончил Шаха. Мне, в общем-то, и не обязательно беспокоиться, выяснять личность прекрасных дам. Передо мной сидит превосходный кандидат в убийцы. Для суда — просто лакомый кусочек. Ключевая фигура в азартном бизнесе, кому еще и развязываться со старшим компаньоном при дележе сфер влияния. Оно и понятно — молодым всегда не хватает власти еще больше, чем денег, но не действовать же такими методами!.. Грех, конечно, но за подобную услугу общество должно бы вас поблагодарить. А ведь нет, что самое обидное — накажет. Как за убийство добропорядочного гражданина.

— Да не убивал я, поймите… Говорю же — спал с девушкой, никуда не выходил…

— Так-таки и никуда? А, простите нескромность, санузлом пользовались? Воткнуть стилет в сердце немного времени займет.

— Да какое! Я так надрался — не до любви. Не то, что мыться, едва до кровати добрался. Не знаю ничего. Замок навесной Лешик накинул, а что там он творил — не знаю. Храпел как убитый. Я и вообще сплю без задних ног, а уж после хорошей рюмки… Шах изнутри самолично засов задвинул — такое он никому не доверит, боже упаси… С Лешиком вдвоем управлялись: захотят — впустят, не захотят — не выпустят. Не прыгать же с третьего этажа!

— Это точно. Я только одного не понимаю — неужто вы и вправду решили, что Пугень будет молчать, покрывая вас? В благодарность, что ли, за полученную пулю?

Откинувшегося на стуле Рухлядко откровения Лешика врасплох не застали. Рассчитывать на его молчание и не приходилось.

— А что — за пулю? Рядом черт знает что творится, а вы раскапываете ссоры между приятелями, почти семейные дела! Или Лешик заявление написал? Не поверю. Да и чего это ему вы верите на слово, а мне нет? Все-таки я несколько более положительный член общества…

— Это как посмотреть.

— Вот и смотрите. Что он вам наговорил, не знаю. А девиц Шах привел. Что я буду, фамилии спрашивать? У него не полюбопытствуешь. Кто я? Мелкая сошка.

— Напрасно прибедняетесь. Должность ваша нам известна. Дело не в этом. Так, значит, совершенно незнакомые девушки вас развлекали? А как быть с телефоном Буковой, множество раз зафиксированным в самых различных местах? И не расстраивайтесь. Если еще и ее конспирировать… Ну, ничего, скоро доставят Татьяну Дмитриевну. Вот только не зачтется ваша помощь следствию. Не было ее.

Что скрываться не стоит, да и нет возможностей — Таня Букова понимала. Она вообще предпочитала плыть по течению, совершая решительные поступки лишь в тех случаях, когда ее несло прямо в тупик. Особо не мудрствовала, зная, что сила настоящей женщины вовсе не в голове. Поэтому, когда за ней пришли, тратить время на бессмысленные препирательства не стала. Попрощалась с матерью, а дальше, памятуя наставления старших товарищей в «мерседесе», в точности следовала инструкциям. Конечно, до разумных пределов, держась принципа «ни нашим, ни вашим».

В неприглядном кабинете никого из ее партнеров не оказалось. И вообще — не было ничего страшного. Коренастый, с виду не вредный мужчина средних лет никак не пресек ее робкую попытку пококетничать. Танечка грациозно уселась на предложенный стул, изобразив готовность порадовать правосудие всем, что ему заблагорассудится.

— Располагайтесь, Татьяна Дмитриевна, без стеснения. Будьте как дома — звучит нелепо, но все зависящее от меня, чтобы наша встреча оказалась приятной, я сделаю. Собственно, много времени я у вас и не отниму. Вы догадываетесь — меня интересует эта столь трагически завершившаяся вечеринка. Не торопитесь, ничего не упустите. Оставим пока в стороне тот факт, что к нам вы пришли не вполне самостоятельно… Минутку, не перебивайте. Видит бог, я бы не говорил этих резких слов, но ведь недонесение о тяжком преступлении у нас отнюдь не приветствуется… Давайте не будем ссориться с первых минут…