Иван Любенко - Босиком по 90-м

За завтраком меня так тошнило, что я едва успел выбежать в туалетную комнату. Командир воздушного судна, только что вернувшийся из годичной командировки в Джибути, посмотрел на моё позеленевшее лицо и быстро понял, в чём дело.

– У тебя водка есть? – спросил он.

– Да, – кивнул я, – две бутылки.

– Пойдём.

Лётчик взял со стола фруктовый лимонад, и мы поднялись в номер. Я достал из неработающего холодильника тёплую «Сибирскую». От одного её вида мне стало не по себе. Мой спутник невозмутимо сорвал водочную пробку и до краёв наполнил сорокоградусной жидкостью стакан.

– Давай, Валера, залпом… не раздумывай. Потом запьёшь лимонадом, – скомандовал он. – Иначе к вечеру у тебя начнётся понос и лихорадка. Тогда и водка не поможет.

Я выдохнул и опрокинул все двести пятьдесят граммов отечественного зелья. Рука тут же потянулась к сладкой газировке, но пилот спрятал бутылку за спину. Мне казалось, что в этот момент алкоголь двигался у меня по пищеводу то вверх, то вниз, решая, где же ему остаться. Наконец, он выбрал желудок.

– Запивать ни в коем случае нельзя. Надо пропотеть и убить инфекцию. Пойдём в город на экскурсию. Жарко, но ничего, зато вся зараза выйдет с пóтом… Главное – не пей воду. Как бы тяжело не было – терпи. К вечеру, как только полегчает, ещё примешь на грудь. Я, смотрю, у тебя этого добра хватает, – с этими словами он взял у меня стакан, наполнил его и с удовольствием влил в себя. Правда, в отличие от меня, тут же запил лимонадом.

– Это я так, на всякий случай, для профилактики, – закуривая сигарету, объяснил командир воздушного судна. – Мы в Африке только водкой и спасались. Надеюсь, ты не возражаешь?

Я не возражал и перекошенным от водочного послевкусия лицом изобразил гостеприимство. К тому же осталась ещё одна бутылка. Её мы с командиром допили вечером. Потом он принёс ещё одну. «Приговорили» и её.

– Надо бы третью, – предложил КВС.

– А может, хватит?

– Валера, ты офицер?

– Лейтенант запаса, командир мотострелкового взвода.

– Во! А знаешь ли ты, дорогой мой товарищ лейтенант, что есть такое «лёгкий офицерский ужин»? А?

– Никак нет! – подыграл я.

– А вот знай, – он воздел перст к потолку и заключил: – «Лёгкий офицерский ужин – это три бутылки водки на двоих». Так что сиди и жди, пока я принесу третью… Но заметь – это будет виски! Ты пробовал когда-нибудь виски?

– Не доводилось. Да и где его купишь в такое время?

– Не бойся. Я заприметил тут одно местечко.

– Так это же дорого…

– Тебе известно, какие у меня командировочные?

– Нет.

– То-то же. Сиди и жди.

Я пожал плечами и выпустил гостя в тусклый зев гостиничного коридора.

Утро пришло с тревожным стуком в дверь. В комнату внесся обеспокоенный второй пилот. Оказалось, что их шеф не ночевал в номере, а вечером мы должны были улетать обратно. Но чем я мог помочь экипажу? Раздосадованный лётчик ушёл, не зная, что делать дальше.

Приведя себя в порядок, я вышел покурить на балкон, раздумывая, где можно отыскать пропащего командира. Перед мысленным взором мелькали образы «мышиных костюмов» Мухабарата, выпытывающих у героического летчика главную «летунскую» тайну. И вот тут с третьего этажа моему взору предстала умиротворённая картина: под кустом барбариса, подложив ладони под щёку, улыбаясь, спал КВС. Рядом с ним лежала полупустая бутылка виски, а вокруг били искусственные фонтанчики, орошавшие зелёный газон.

К вечеру командир был снова таким, каким его привык видеть экипаж и пассажиры: в отглаженном форменном костюме, при галстуке и в белоснежной сорочке.

В полупустом самолёте лететь всегда приятнее. Можно развалиться на креслах и поспать. Так я поступил. Примерно, через час, проснувшись, я прошёл в хвост и закурил. Там уже стоял командированный из Киева штурман.

– А где мы сейчас пролетаем? – поинтересовался я.

– Над Турцией.

Должен сказать, что своих «воздушных рулевых», допущенных к выполнению международных рейсов, у красноленинского авиаотряда не было. Да и по картам «Jeppesen» никто из них работать не умел. Поэтому пришлось обратиться к одной украинской авиакомпании, которая и согласилась прислать своих специалистов.

Терпеть превосходство заезжих гостей было не особенно приятно, вот и придумали наши лётчики очень характерный для этого времени анекдот. Я не утерпел и рассказал:

– Красноленинский Ан-24 подлетает к Стамбулу и запрашивает разрешение на посадку, а турецкий диспетчер ему передаёт:

– Change the course for landing! [5] Change the course for landing! – (англ.) Измените угол захода на посадку! (прим. авт.). Change the course for landing!

– Шо він там каже, Микола? – спрашивает командир у штурмана.

– Та я не розумію! – отвечает тот.

А турецкий диспетчер уже просто кричит не своим голосом:

– Change the course for landing! Change the course for landing!

– Сідаємо, Микола?

– Сідаємо! – соглашается тот.

Самолёт приземлился, лётчики выходят и удивлённый КВС восклицает:

– Дивись, Микола, яка коротка полоса!

– Да зато яка широка!..

Лётчик усмехнулся.

– Значит, говоришь, мы сели поперёк?

– Ага!

– Ничего удивительного в этом не нахожу. У этой машины пробег после посадки совсем небольшой. Так что можем, если не поперёк, то по диагонали полосы точно сесть… А ты знаешь, что крылья, а точнее, крыло, нашего самолёта крепится к верхней части фюзеляжа всего одним, размером с карандаш, болтом? Стоит ему треснуть, и все двадцать тонн рухнут на землю? Представляешь, жизни сорока пассажиров и экипажа зависят всего от одной железки!.. Но такова конструкция. Говорят, вероятность того, что это крепление поломается – один к ста миллионам. – Он затянулся сигаретой и добавил: – Но ты не бойся! Мы не упадём. Самолёт надёжный. Вот возьми его брата – военно-транспортный АН-26. Там разница всего в том, что трап в хвосте. Представляешь, лет пять назад произошёл такой случай. Прилетел борт из Воронежа в Ростов, загрузился типографскими шрифтами, но из-за плохой погоды остался на стоянке. Экипаж уехал в гостиницу. Ночью начальник ЦДА (центральной диспетчерской аэропорта), руководивший погрузкой, почувствовал плохо с сердцем. Вызвали скорую. На его место заступил старший диспетчер. Смотрит, а по плану стоит загрузка АН-26 типографскими шрифтами. Он и приказал вести пять тонн шрифта на тот же самый борт. Говорят, даже в грузовой отсек зашёл, но ничего не заметил, поскольку пачки, как того требовало правило центровки груза, были равномерно разложены по всему полу.

Утром экипаж получил документы и стал готовиться к вылету. Дали команду на взлёт. Самолёт бежит по полосе, а подняться не может. Еле-еле взлетел. И высоту тяжело набирает, будто по ступенькам карабкается. Экипаж в недоумении. Второй пилот пошёл посмотреть грузовой отсек и ахнул – шрифт лежал в два ряда. Вместо пяти тон они везли десять. Двойной перегруз!