Андрей Воробьев - Дело диких апостолов

— Хватит лизаться, — сказал Алексей. В его голосе была даже некоторая ревность.

— Хорошо, хватит, — рассмеялась в ответ Аня, впервые за последние семьдесят два часа. — Я понимаю, что это и есть обещанный телохранитель, а сам ты скоро улизнешь. Но ее хотя бы оставишь?

— Если вы с ней не поссоритесь, — так же смеясь ответил Нертов. — На самом деле, я такого даже не ожидал. Маша, как тебе не стыдно! Тебе даже не сказали, что она «своя», а ты уже лизаться! Болонка!

— Не ругай нас, пожалуйста, — ответила Аня. — Ну за что нас, таких хороших, так безбожно ругают? Конечно, она сразу поняла, что я «своя». Неужели ты мог бы допустить, чтобы у твоей собаки было плохое чутье?

— Вообще-то, это не моя собака, — ответил Нертов. — Но ты права, чутье у нее отменное, в первую очередь на разную дрянь. Какое счастье…

— Что я к ней не отношусь! — воскликнула Аня и залилась искренним смехом. — Милая моя собачка, как я рада, что ты обо мне самого лучшего мнения.

— Пора закрыть дверь, — произнес Нертов. — Кстати, на площадке, мы и Маша кое с кем разобрались.

— Я даже догадываюсь с кем, — сказала Аня и улыбка стекла с ее лица. — Видимо, с тем подонком, который сперва звонил в дверь, а когда я отключила звонок, начал в нее стучать.

— Почему же ты не вызвала милицию?

— Кто-то перерезал телефонный провод. Наверное, этот же мерзавец. Честно говоря, я боялась, что он подожжет входную дверь.

— Не бойся. Теперь здесь будет жить Маша.

Между тем, собака возобновила обход квартиры. Могло показаться, будто она предвидит, что ей предстоит здесь поселиться. Мэй перебегала из комнаты в комнату, время от времени возбужденно сопя. Потом раздались протестующие крики деда.

— Алеша, убери ее. Убери скорее, не то она лекарства опрокинет.

Нертов поспешил в комнату. Мэй Квин уже полюбила всех обитателей квартиры: теперь она добралась до Николая Григорьевича, пытаясь засвидетельствовать свое почтение. Тот отталкивал ее, но слабо, опасаясь, как бы собака и вправду не опрокинула табуретку с лекарствами.

— Сидеть! — рявкнул Нертов. Маша отстала от Николая Григорьевича, после чего села посередине комнаты. Ее язык был высунут, будто она на полной скорости промчалась по Невскому от Адмиралтейства до Лавры.

— Алеша, что это за порода? — спросил старик. — Для доберман-пинчера слишком крупная.

Нертов недавно спросил у Ани: сколько же лет дед лежит на своей кровати, не выходя из дома? Та ответила: уже двенадцать лет. Конечно же, он уже не гулял по улицам в те времена, когда их буквально заполонили ротвейлеры, впрочем, в подавляющем большинстве, не такие чистопородные, как Мэй. По словам Ани, с большинством реалий окружающего мира Николай Григорьевич знакомится исключительно по радио и по ТВ. О том, много ли потерял из-за этого дед, Нертов решил подумать на досуге.

— Это ротвейлер, — сказал он.

— Ясно. Я сперва подумал — бультерьер. О них часто говорят. А это значит ротвейлер. — Вот какие бобики сейчас в моде.

— Очень хорошая служебная порода. Они умеют и задерживать, и вынюхивать, — Алексей попытался разрекламировать Машу, но дед перебил его.

— Все равно, лучшая служебная порода — немецкая овчарка. Она умна, неприхотлива. А главное — суровая. Никогда не будет жрать из чужих рук.

Подумав, Нертов решил не спорить с дедом. Был вечер, он устал и впереди оставалось еще немало дел.

Во время прошлого визита, Нертов успел приобрести и доставить в осажденную квартиру почти половину содержимого полок местного магазина, поэтому с едой проблем не было. Дед уже спал, Аня и Алексей, только что поужинали и сидели за столом, допивая чай. Неподалеку, возле окна дремала Маша. Теперь у нее здесь было постоянное место.

Свое место появилось и у Алексея, который решил здесь переночевать. Было уже поздно, на починку телефона ушло немало времени. К тому же, Нертов поймал себя на том, что просто не хочет уезжать из этого уютного дома.

Девушка постелила ему в своей комнате. Естественно, не без непродолжительной джентельменской борьбы. Нертов заявлял, что раскладушку можно раскинуть и в комнате деда, Аня же объясняла ему, как Николай Григорьевич кашляет и, даже шепотом пыталась это изобразить. Наконец, Алексей сдался. Борьба и вправду была непродолжительной.

— С завтрашнего дня, — сказал Нертов, — я начинаю комплексную борьбу. — Вообще-то, надо было раньше, но я замотался. — Прежде всего, обновлю некоторые ментовские знакомства. Когда в следующий раз поймаем очередного заср…, извини, поганца, то ему придется прокатиться в ближайшее отделение. Стоит и решить проблему со звонками. Конечно, до самого Игоря Дмитриевича мы не доберемся. Он прав, его проще обесчестить, чем расколоть или дойти до него по всем ниточкам. Но если удастся обрубить несколько щупалец, он может и отступить.

— Не будем пока гадать, — ответила Аня. — Леша, расскажи лучше, чем ты сейчас занимаешься.

— Мои проблемы — не самая лучшая закуска к чаю, — невесело ответил Нертов, — но если хочешь прочесть ненаписанный детектив, тогда слушай.

В последнюю минуту Алексей призадумался. Он поймал себя на мысли, что собирается заниматься тем, чем заниматься не очень-то и любил: рассказывать постороннему человеку о своих рабочих проблемах. Но раз уже замахнулся следовало как-то выкручиваться.

К тому же, ему все больше и больше казалось: Аня человек не посторонний. Уже не посторонний. Ведь если подумать, за последние годы ему приходилось иметь дело с девушками, правильнее сказать, с женщинами, которых если и надо было защищать, то только от самих себя. Эти дамы постоянно позволяли себе роскошь чувствовать себя дурами и поступать как дуры, даже не задумываясь о последствиях и о том, кто же будет расхлебывать результаты их глупостей, пусть даже и рискуя жизнью.

У этой девушки не было денег и родителей — «шишек». В этой жизни она напоминала лодочницу, которая отчаянно выгребает, оказавшись неподалеку от воронки водоворота. Как вела бы себя Аня, если за последние два дня рядом не оказалось бы его, Нертова? Об этом было страшно даже подумать. Но все равно, Алексей был уверен, что она не отступила бы и держалась до последнего. Пока, над жизнью Николая Григорьевича не нависла бы действительная опасность…

Нертов думал и продолжал рассказывать, опуская большинство имен и события, связанные с оружием, но, за то, щедро приукрашивая повествование криминальными байками, коих предостаточно известно любому бывшему сотруднику правоохранительных органов, хотя бы раз выпивавшему в компании коллег. В результате из всего рассказа, пожалуй, достоверным оказался лишь кусок, связанный с Софьей Сергеевной и ее фондом, ну, может, еще незначительные подробности. Тем не менее, договорил Алексей минут через двадцать. За это время Аня успела еще раз поставить чайник.