Татьяна Осипцова - Сама себе детектив

– Не забывает меня моя девочка. Как в Питер уехала, постоянно деньги присылает, а в письмах пишет, мол, не хочу, бабуля, чтобы ты в чем-нибудь нуждалась, покупай все, что нужно, плати за уборку и стирку. Вон какой мне телевизор купила, когда два года назад приезжала! – женщина явно гордилась подарком. – Я говорю – зачем мне, Аленушка, такой большой? А она – зато в нем звук хороший, и твои подружки будут к тебе ходить сериалы смотреть, все тебе скучно не будет. И точно, ходят соседки, такого-то телевизора ни у кого нету!

Как сказать старушке, что ее любимой внучки уже нет на свете?.. Я решила, что не стану этого делать, пусть узнает не от меня.

– И давно внучка живет в Петербурге?

– Да как раз в девяносто восьмом, перед дефолтом, уехала. Оставила мне триста долларов на первое время, а уже через два месяца стала переводы слать. Нет, я с ней горя не знаю, дай Бог каждому такую внучку. Это сейчас пенсию увеличили, да и то я бы на нее так не жила. Мне бы только на квартиру и самую простую еду хватало. А лекарства? А за стирку-уборку заплатить? А подруг сладеньким побаловать?

– Кем же ваша внучка работает? Какое у нее образование?

– Образования у нее, считай, никакого. Окончила лицей коммунального хозяйства, ПТУ по-старому. За подружкой с нашей парадной увязалась, Людкой Черновой. Теперь она Патрогина, в нашем ЖЭКе мастером участка работает.

Я записала в блокноте: Чернова – Патрогина.

– Меньше года Алена после ПТУ проработала и поехала в Ленинград, поступать в институт. Даже не сказала, в какой. У меня, говорит, в Питере хорошая подружка, я с ней не пропаду, и тебя, говорит, бабуля, не брошу. Только никуда она не поступила, а почти сразу вышла замуж за богатого. Думаю, не за молодого, – вздохнула старушка, – потому что детей до сих пор не завела и даже подружкам своим, Людке и Светке, фотографию его не показывала. Наверное, старый и страшный. Но если он ее любит, денег на нее не жалеет… если она уже почти весь мир объездила, и машина у нее своя есть, и даже мне помогает – так чего еще надо? Дай бог, чтобы у Аленушки и дальше все хорошо было.

«Больше у нее ничего хорошего не будет», – промелькнуло у меня в голове, а вслух я спросила:

– А Алена поддерживает отношения со своим отчимом? Он ведь тоже в Питер уехал?

– Нет, она бы мне сказала, если бы с Костиком встретилась. Последний раз она со своим папочкой (она ведь его только папочкой называла, просто папой – никогда), виделась году в девяносто седьмом, когда в ПТУ училась. Он по каким-то делам в Пермь приезжал, ко мне вырваться не успел, а очень хотел, Алена говорила. А в Питере разве кого найдешь? Раз в пять больше Перми город. Вы там не бывали?

– Бывала, очень большой город, – подтвердила я.

Надо было как-то закруглять беседу, пожалуй, больше я здесь ничего не узнаю.

– Ну что ж, хорошо, что у вас нет претензий к работе социальных служб, и что вам внучка помогает.

– Я же вам ее фотографии не показала, – спохватилась Алевтина Юлиановна. – На полке под телевизором новенький альбомчик.

Я взяла в руки небольшой альбом.

На первых страницах были черно-белые снимки Алены-подростка. Два из них я уже видела в квартире Вячика. Дальше – цветные. Алена на золоченом диване в шикарно обставленной гостиной, волосы у нее еще русые. Она же на Дворцовой площади; в Петродворце у фонтана Самсон. Затем пошли фотографии, запечатлевшие ее на курортах, здесь Алена уже жгучая брюнетка.

– Ваша внучка очень похожа на свою мать, – заметила я.

– Я-то этого не видала, – вздохнула женщина. – Инночка с детства чернявая, в меня была. А Аленушка белобрысая родилась, в Женьку-балбеса. Но подружки мои заметили, что как она волосы перекрасила – вылитая Инночка стала. Видите, на каких она курортах? И в Турции, и в Египте, и в Испании. А вот недавно в Арабские Эмираты ездила. Звонила мне по телефону, рассказывала: будто в раю побывала! Я уж Алену попросила фотографии оставить, хоть сама не вижу. Соседкам показывала, одноклассницы ее тут недавно заходили – обзавидовались девчонки, никто ведь дальше Перми сроду не ездил!

Я закрыла альбом и поднялась.

– Спасибо за чай, Алевтина Юлиановна, приятно было с вами побеседовать.

– А уж мне-то как приятно! – пожилая женщина тоже встала. – Мы ведь, старые люди, любим о своей жизни повспоминать. А тем, кто ко мне приходит, моя жизнь вдоль и поперек известна. Я с удовольствием с вами поговорила. А к собесу у меня никаких претензий нет! И Зиночке благодарность в приказе объявите, она очень ответственный и душевный работник, заботится о стариках от всего сердца.

Распрощавшись с бабушкой Алены, я спустилась по лестнице и вышла во двор.

Давешние старушки все еще сидели на скамейке и дружно обернулись.

– Долго вы у Альки пробыли, – заметила та, что в ботах.

– Алевтина Юлиановна мне про свою внучку рассказывала, чаем напоила. Очень гостеприимная женщина.

– А чего ей гостеприимной-то не быть? Ленка ей каждый месяц такие тыщи шлет…

Ситцевая старушка пихнула в бок фланелевую. Но та не унималась.

– А чего, все знают, по десять тыщ! Мне бы так кто посылал! Уж не иначе валютной проституткой работает в Питере-то, как эта, интердевочка…

Получив очередной тычок, фланелевая старушка обернулась к соседке.

– И Людка Патрогина так говорит, я же не сама выдумала! Она ведь даже подружкам фотографию мужа не показывала, и у Альки в альбоме нету никакого мужа. Точно, проститутка!

– Мань, нехорошо так говорить, тем более Ленка о бабушке вон как заботится!

– А я что говорю? Заботится, тыщи шлет, телевизоры покупает, термос круглосуточный! И Алька тоже не жадная: всегда угостит, а на дни рождения нам с подругой по пятьсот рублей подарила. Купите, говорит, себе сами что хотите. Хотя мы к ней тоже со всей душой: я сколько ей кофт связала, и Ирина, – она кивнула на соседку, – платья ей уже лет двадцать шьет.

– Тяжелая была у Алевтины жизнь, – вступила ситцевая, – слава богу, хоть на старости лет не нуждается.

– А правда, что ее дочь серийный маньяк убил? – поинтересовалась я.

– Маньяк – это точно! – подтвердила фланелевая старушка. – Задушил черной шелковой лентой голую в кровати, а уж что он там с ней до этого делал?.. Говорят, привязал, живого места на ней не было, вся как есть избитая. После этого с год, наверное, девчонки и молодые бабы боялись по вечерам на улицу выходить и одни в доме ночевать, особенно ежели на окраине. Но больше таких случаев в городе не было.

– Черной шелковой лентой? – быстро переспросила я.

– Точно, уж я-то знаю… У меня зять в милиции работает. Они тогда все сатанистов искали. Мода тогда как раз на секты всякие пошла. Вот и думали, что сатанисты у нас объявились, только не нашли никого.