Лариса Захарова - Год дракона

— Да, еще до нас, еще в «люксе» на Чернышевского, — кивнул Арбузов. — Не волнуйтесь за меня, не раскисну. Я выпил элениум.

В приемной, среди примерочных кабинок, расфранченных манекенов, развешанных моделей дамской одежды, витрин с образцами тканей, никого не было.

— Они в цехе, — подсказал Арбузов, и оба направились к украшенной цветным стеклом двери. Но в этот момент дверь растворилась, и из нее вышла женщина в форме майора милиции.

— Здравствуйте, — слегка оторопело сказал Арбузов.

— Доброе утро, — уверенно начал Вадим Федорович. — Разрешите представиться: юрисконсульт кооператива «Эллада» Воздвиженский. Это наш председатель, Олег Александрович Арбузов. Вы ведете следствие?

— Здравствуйте. Вы нам нужны, — деловито ответила женщина в мундире — Одну минуту… — Она пересекла салон и вышла на улицу под встревоженными любопытствующими взорами Арбузова и Воздвиженского.

В цехе у раскройного стола в каких-то неестественных позах застыли сотрудницы «Афродиты». Над Тоней Гороховой со стаканом в руке стоял ее племянник Гриша, он же Григорий Борисович, по прозвищу Малюта Скуратов, и не знал, как привести тетку в чувство.

— И нас!!! И нас! Рэкетиры и нас!!! — Повторяла она.

— Это не они, — быстро проговорил Гриша и обернулся. Воздвиженский понял: Горохов не хотел, чтобы кто-то услышал его слова, и отвернулся с печальным и безучастным видом.

— Гриша, — заговорил Арбузов, — хоть с тобой тут можно нормально общаться? Где милиция? Что тут к чему?

— Они на улице. Из дверей налево и за угол. Там увидите. Май, а мух налетело… — Он машинально прибил одну — Ее увезли, а на асфальте мелом… — он брезгливо поморщился. — Увидите…

— Олег Александрович, — подняла к Арбузову заплаканное лицо швея Лена Фролова, — Олег Александрович… — Ее плечи по-детски затряслись. — Если бы знать… я бы пошла с ней… Мы вчера работали до десяти. К празднику отшивались до последнего, вы же сами велели… Я потом, то есть мы с тетей Тоней к остановке, а она — туда, дворами, к стоянке, где у нее машина. Но мы ничего не слышали. Не вскрикнула, ничего…

Арбузов утешающе погладил девушку по голове.

— Галя долго возилась с замками, — вставила закройщица Нина Бойцова. — Мы за это время могли далеко уйти, дойти к остановке, и автобус быстро пришел. И мы никого не встретили. Никого. Неужели ее за углом дожидались?

Арбузов беспомощно взглянул на Воздвиженского.

Тот понял его:

— Да, я сейчас пойду туда.

Идти оказалось недалеко. «Это не они…» — ухмыльнулся про себя Воздвиженский, повторяя слова Гришки. — А кто же?»

Группу в серых форменных плащах Вадим Федорович увидел возле большого нового дома, похожего на тот, где жил Арбузов. Высокий немолодой полковник резко обернулся к нему.

— В чем дело? Кто вы? Что вам здесь нужно?

Вадим Федорович представился и хотел было выразить готовность помогать, но полковник оборвал его:

— Адвокаты пока к следствию не допущены. Если вам нечего сообщить по факту, не мешайте.

Дама-майор оказалась любезнее:

— Я вам советую пройти в салон, мы скоро там будем.

Неторопливо удаляясь, Вадим Федорович слышал, как полковник сказал:

— Черт знает что! Убили, считай, средь «бела дня»… Люди в это время в кино сидят, «телек» смотрят…

В ателье уже находились какие-то совершенно незнакомые Воздвиженскому люди. Их опрашивал молодой капитан яркой наружности, про таких, подумал Воздвиженский, обычно говорят — «столичная штучка». Олега Александровича Воздвиженский обнаружил в кабинете Ламко — он стал явно спокойнее и будто увереннее,

— Вы, часом, не выпили?

— Добавил психотропных. Если желаете, Гриша даст. Очень влияет в положительную сторону.

— С вами уже был разговор?

— Мадам майор поинтересовалась, были ли на Галине Алексеевне серьги, — он пожал плечами. — А я откуда знаю? Никогда не обращал внимания на бабьи цацки.

— Что еще спрашивала?

— Что было вчера, когда, куда, кто, с кем… Были ли у нее враги и сколько. Где муж, был ли любовник. А я почем знаю?

— Про пожар не спрашивали?

— Нет.

— Значит, никто еще не проболтался. И вы молчите. Остальных я предупрежу.

Вошла Бойцова. Сказала с горькой усмешкой:

— Нет, товарищи, вы как хотите, а я подаю заявление. Слышите, Олег Александрович, я заявление подам. Мне моя жизнь еще дорога. А свои пятьсот я заработаю… Индивидуально-трудовой займусь. Еще вам, членам правления, можно рисковать, за ваши-то миллионы или тысячи. А нам, простым наемникам…

— Ладно, ладно… — Проворчал Арбузов, — и вы не обижены. А про индивидуальную спроси Тоню, она расскажет, какая это радость. А заявление пиши, пиши…

— Сберкнижку Галину надо, наверное, им отдать, она тут, в столе должна быть… — Нина выдвинула ящичек стола и достала сберкнижку.

Арбузов долго, изучающе рассматривал голубоватые листочки. Сказал:

— А ведь ее ограбили. Товарищи, ее ограбили… — Он явно обрадовался.

— На каком основании вы делаете подобное заявление? — Раздался с порога четкий голос. В дверях кабинета стоял тот самый высокий полковник с тяжелой челюстью и недоверчивыми глазами. Полковник тер свою челюсть, словно у него болели передние зубы.

— Вы руководитель группы полковник Быков? — Вальяжно осведомился Арбузов, не торопясь отвечать. — Будем знакомы. Я председа…

— Я вас знаю, Олег Александрович. Почему вы считаете, что Ламко была ограблена?

— Потому что вчера она получила жалованье. Оно у Галины Алексеевны немалое, она всегда клала деньги на книжку. А вчера этого не сделала, ведь сберкасса была закрыта, воскресенье. Если деньги не в сейфе, а их там нет, значит, она взяла их с собой.

— Сколько точно было выдано Ламко?

— Мы с вами, товарищ полковник, должны, наверное, поговорить о многом. Но прежде я сделаю заявление, — Арбузов сказал повелительно, — я попрошу оставить нас с полковником наедине.

Воздвиженский поразился неожиданной прыти барина. Видно, Гришка накачал его не только таблетками, но и идеями.

— Я должен сделать заявление, — повторил Арбузов, когда дверь закрылась. — Итак. Кончина Ламко не может находиться ни в какой связи с деятельностью нашего предприятия. Наши люди здесь ни при чем, как бы ни складывались их отношения с покойной. И я, как глава правления кооператива, буду протестовать, если вы вмешаетесь в наши цеховые дела. Независимость кооператива я буду отстаивать до конца.

— Я обязательно вмешаюсь в ваши цеховые дела, это моя обязанность. Независимость вашего кооператива тут вообще ни при чем. Итак, сколько денег получила Ламко? Сколько могло быть при ней?