Алекс Фишер - Сменяя маски

— Дата рождения?

— Тридцатое марта 1976 года.

— Место прописки?

Я отвечала на вопросы, а он их задавал снова и снова. Понятное дело, им нужны был мой психологический портрет и основные координаты. Наконец, после двадцати с лишним минут, прозвучал вопрос, которого я так сильно ждала и опасалась:

— Что вы делали ночью двадцать первого декабря 2009 года?

Я задумалась, делая вид, что вспоминаю. Кристоферу удалось посеять в моей душе семена страха. И они упорно пускали ростки, заставляя меня нервничать. В конце концов я рассказала следователям правду. Я была на работе, отпустила Юлю в районе семи вечера, потом работала над отчетами. Да, я вложила деньги в уставный фонд иностранного предприятия «Максикрис». Да, я являюсь держателем акций.

— Как я понимаю, ваша фирма находилась на грани банкротства. Об этом свидетельствуют бумаги аудиторского заключения. Как вы относились к тому, что Максим Соловьев закрывал глаза на отсутствие отчетов и чеков по представительским расходам?

Ого!

Я не знала об этом, — честно сказала я.

— Странно, вы ведь были вкладчиком в уставный фонд.

— У нас с Максом был договор по поводу того, что я не лезу в его дела.

— В его дела? — удивился следователь. — Расскажите более подробно.

— У меня есть свое предприятие. Я открыла его четыре года назад, — я сглотнула, чувствуя, как сжимается мое сердце под пристальным взглядом следователя. — Совет директоров бывает раз в год, если его не созывают преднамеренно в случае, когда что-то идет не так. Меня не звали, а в предоставленных отчетах не было ничего подозрительного. Сумма по дивидендам не уменьшалась, поэтому у меня не было причины для беспокойства.

— Вы не знали, на что идут ваши деньги? — удивился следователь.

— А зачем мне это знать, если дивиденды платились регулярно и в нужной мне сумме?

— Как давно вы находитесь в должности заместителя директора по коммерческим вопросам?

— С четырнадцатого декабря.

Следователь задумался и пролистнул бумаги в папке.

— И узнали об отсутствии чеков и отчетов… — он выжидательно замолчал.

— Двадцать первого, — ответила я, понимая, куда он клонит.

— Так, хорошо, идем дальше… У вас есть разрешение на ношение оружия?

— Да, — ответила я настороженно.

— Назовите марку, пожалуйста.

— Walter P99.

— Калибр у него, насколько я знаю, девять миллиметров?

— Именно так, — кивнула я.

Следователь снова с чем-то сверился в своих бумагах.

— Зачем вам оружие?

— Мне его выдали после некоторых событий.

— Каких, позвольте полюбопытствовать?

— Несколько лет назад я разоблачила финансовую аферу. Так как я неплохо стреляю, мне финансовый комитет выдал оружие в личное пользование для самозащиты.

— Неплохо стреляете, — задумчиво повторил следователь. — Кто может подтвердить, что вы были в офисе той ночью?

Пистолет, недовольство тем, что Макс продал нашу компанию, слова Криса об огнестрельном ранении Макса — все это пронеслось перед моими глазами в одно мгновение. И я не выдержала прессинга.

— Кристофер Лоньер, — сказала я, понимая, что только что подписала себе смертный приговор.

— Из ваших показаний, данных ранее, следовало, что вы были одна.

— Нет, со мной был Кристофер Лоньер.

— Чем вы занимались?

— На этот вопрос обязательно отвечать?

— Не поймите меня неправильно. Просто господин Лоньер находится в довольно щекотливом положении. Впрочем, как и вы сами. Вы могли взять пистолет и вдвоем убить Максима Соловьева.

— С какой стати? Вы готовы выдвинуть обвинение против нас? — я кашлянула. — Против меня?

— Боюсь, что да. Показания, полученные мной сегодня, дают мне повод предполагать, что у вас был мотив, и не один.

«Дорогая, да у тебя более чем достаточно причин, чтобы отправить Макса на тот свет», — прозвучали в моей памяти слова Кристофера.

— После работы мы поехали в ресторан «Вестфалия».

Следователь удивленно посмотрел на меня, но продолжил допрос.

— Как вы туда добрались?

— На такси.

— Когда вы туда отправились?

— Где-то в начале восьмого вечера.

— Как долго там находилась?

— До половины первого.

— Кто может это подтвердить?

— Да кто угодно. Там было очень много людей.

— Куда вы направились потом?

— К Кристоферу домой.

— На его машине?

— Нет, мы ехали на такси.

Следователь снова сверился с записями в папке и вздохнул.

— Что вы там делали?

— Что могут делать два взрослых разнополых человека, находясь наедине ночью? — ответила я вопросом на вопрос.

— Вы мне скажите, — следователь сложил руки на груди.

— Мы занимались любовью, — продолжала нагло врать я.

— В начале допроса вы сказали, что были на работе? Почему?

— Дело в том, что я не хотела, чтобы о моей связи с Кристофером кто-либо знал, — быстро нашлась я.

— Почему? — снова спросил мужчина.

— Я стараюсь избегать служебных романов, — в отличие от всего остального это было чистой правдой.

— Почему? — опять повторил он данный вопрос.

— Не люблю сплетни и слухи. Это компрометирует женщину, если она получает должность получше, зарплату повыше и прочие привилегии.

— Но, насколько мне известно, на работе и так знают о вашей сексуальной связи. Длится она, как я понимаю, уже не один год. И вы все-таки получили должность повыше.

Я раздосадованно опустила глаза в пол и кашлянула. Значит, вот как воспринимает «ухаживания» Кристофера наш коллектив. Мне это было неприятно.

— Они не знали, а предполагали, — сказала я. — Это разные вещи. Другое дело, когда данная информация будет запротоколирована.

Следователь нахмурился. Его проницательный взгляд пристально буравил меня. Казалось, в этот момент он знает обо мне все.

— Довольно странно звучит, — справедливо отметил он. — Вы взрослые люди, имеете полное право на внештатные отношения.

Я задумалась. Не до конца продуманной ложью я завела себя в тупик. А мне нужно было что-то срочно ответить.

— Я старомодна в данных вопросах, — это было самое простое, что пришло в голову.

— Понятно, — скептически отозвался следователь и снова пролистал папку. — Какие отношения связывали вас с Максимом Соловьевым?

— Деловые.

— Как вы относились к погибшему?

— Хорошо.

— Опишите его.

— Он был очень умным, приятным в общении человеком. Занудным во многом, но толковым.

— Были ситуации, когда вы не могли прийти к компромиссу?

— Нет.

— Нет? — удивился следователь. — А как вы отнеслись к информации о том, что Максим продает «Максикрис»?

— Отрицательно.

— Почему?

Скоро этот вопрос станет меня раздражать.

— Потому что это была и моя фирма тоже. А он не посоветовался со мной, собрав все подписи.