Галина Романова - Месть Спящей красавицы

Игорь Валентинович! Точно! Он наверняка уже не спит. Он встает в четыре. И принимается за зарядку. Свету часто раздражало звяканье металлических гантелей над головой. И будил ее этот стук не раз. Квартира Игоря Валентиновича находилась как раз над ними. И она пыталась делать старику замечания. Но тот, так всегда, смущенно улыбался, таким вежливым тихим голосом обещал быть осторожнее, что Света неловко улыбалась ему в ответ и бормотала: да ладно, ничего.

Она плохо помнила, как взбиралась на этаж выше, кажется даже не заперла свою дверь. Как звонила в квартиру к старику, тоже помнила смутно. Кажется, воткнув палец в кнопку звонка, не убирала его до тех пор, пока он не открыл. Очнулась, когда очутилась в его прихожей, за ее спиной закрылась входная дверь, и старик все тем же тихим голосом спросил:

– Света, что случилось?

– Не знаю! – едва шевельнув губами, ответила она. – Кажется, беда!

В его прихожей было темно. Но она увидела, как он приложил палец к губам, призывая ее к молчанию. Она кивнула, тараща на него безумные глаза. Игорь Валентинович жестом велел ей снять обувь. Света подчинилась. Потом он отвел ее в гостиную – чистую, почти без мебели, с кучей спортивных снарядов. Усадил на жесткую спортивную скамью, обитую черной кожей. Велел молчать и куда-то исчез.

Она не слышала его шагов. Но он все время перемещался из комнаты в комнату. Вышел на балкон и затих там минут на пять. Потом вышел, снова мелькнул мимо нее и исчез. И все это бесшумно, тенью.

Странный старик, подумала Света, провожая взглядом его крепкую спину, обтянутую домашней трикотажной кофтой. Интересно, сколько ему лет? И почему живет один? Живет давно. Она помнила его с тех пор, как переехала к Сереже. Где его семья?

Метания Игоря Валентиновича закончились примерно через полчаса. Света услышала отчетливый щелчок замка входной двери. Лязгнула щеколда. Через мгновение он появился в гостиной, переоборудованной в тренажерный зал, где из мебели имелась спортивная жесткая скамья, на которой она сидела, да низкая тумба, на которой при желании тоже можно было сидеть. Игорь Валентинович не стал садиться, он встал перед ней, уперев кулаки в бока, и спросил все тем же тихим и вежливым голосом:

– Светлана Ивановна, где Сергей?

– Что? Сергей?

Она вздрогнула, уставилась на него, отчаянно моргая. И тут же сделала неожиданное открытие: на лице соседа-старика почти нет морщин. На теле ни грамма жира. Лицо без морщин. Сколько же ему лет?!

– Да, ваш супруг? Где он?

– Он в отпуске. В горах. – Света опустила голову, всхлипнула. – Он звал меня с собой. Я не поехала.

– Почему?

– Ненавижу горы! Ненавижу снег! Ненавижу слепящее солнце. Ненавижу…

Она чуть не сказала: Сергея. Вовремя прикусила язык. Хотя в настоящий момент ненавидела его больше, чем кого-либо.

Из-за него! Из-за него в конечном счете все ее беды! Он виноват в том, что она попала в историю, потому что она попала в эту историю из-за его дочери! Из-за него!..

Она желала, чтобы его дочь навсегда исчезла из их совместной жизни! Да, да, желала! Поэтому промолчала, когда увидела Оксанку Сидорову в гараже, когда та колдовала над снегоходом Говорова! Догадалась, что дело нечисто, и промолчала. Поэтому промолчала и на следующий день, когда ребята исчезли. И потом молчала, когда шли поиски. И следующие десять лет молчала тоже. Надо было и дальше молчать. И не болтать во хмелю с малознакомым парнем о чем не следовало. И к Сидоровой с непристойным предложением не стоило ходить. Ясно же было, что не выйдет ничего! Стас настоял. Увлек ее своим преступным энтузиазмом.

Что с ним теперь? Почему он велел ей бежать? Может, глумился, как обычно?

– Светлана Ивановна, что происходит? – отвлек ее от мятущихся мыслей тихий, вежливый голос Игоря Валентиновича.

– А?

Она обхватила себя руками, качнулась всем корпусом на жесткой скамье, как если бы собиралась свалиться на пол. Замотала головой, зажмурилась. Прошептала:

– Я не знаю! Но мне кажется, что случилась беда!

– Это я уже слышал, – полностью поседевшая голова мужчины склонилась к левому плечу. – Какая беда?

– Я не знаю!

Она и правда не знала. И не считала нужным врать и выдумывать.

– Просто мне позвонил мой знакомый и велел бежать. Я сначала не поняла ничего, но он… Он так странно дышал в трубку, хрипел, захлебывался. И… И велел мне бежать. Я собралась. Вышла на лестничную клетку. И тут во двор въехала машина. Я испугалась и побежала к вам. Простите, Игорь Валентинович. Ради бога, простите! Я сейчас уйду…

– Куда вы уйдете, черт побери! – впервые повысил он голос до сердитых нот. – Я передам вас только с рук на руки вашему мужу.

– Мужу? Сергею? Но он в отпуске, в горах и…

– Вернется, – с невероятной убежденностью перебил ее сосед, все так же стоя перед ней с упертыми в бока кулаками. – Вернется, и вы сами расскажете ему, почему вас…

– Что?!

Он замолчал очень многозначительно и уставился на нее пристальным взглядом, от которого ей тут же захотелось провалиться сквозь перекрытия пола и очутиться в своей квартире, в своей кровати. Сделалось странно стыдно, будто он знал или догадывался. Будто осуждал, хотя и права не имел.

– Что я должна буду ему рассказать, Игорь Валентинович?

– За что вас хотят убить, Светлана…

Всеволод Иванович Климов задумчиво рассматривал привычный пейзаж за окном больничного кабинета. Все было на своих местах. Крохотный скверик с тремя скамейками возле клумбы с петуньями. Четыре старые липы с пробивающейся кое-где ржавчиной осенних листьев. Дальше глухой бетонный забор. Больничный забор, который обновили не так давно. Он радовался, как ребенок, когда его делали. Никто теперь не посмеет проникать извне на территорию больницы. Никто не станет распивать спиртные напитки прямо под окнами его кабинета. Никто не станет ему хамить, когда он посмеет сделать замечание. И не оскорбит его, назвав стариком.

Всеволод Иванович тут же перевел взгляд на стеклянный шкаф, где хранились медицинские инструменты. Поймал в идеально вычищенном стекле свое отражение.

И никакой он не старик. Он еще о-го-го! Не толстый, не лысый, не скрипит суставами при ходьбе, и зубов своих у него еще много. И он может фору дать некоторым молодым. И может даже осмелиться пригласить свою помощницу Валечку на ужин в ресторан. А после ужина…

Н-да… На после ужина надеяться не приходилось. Ему шестьдесят восемь. Валечке тридцать пять. Вряд ли она захочет остаток вечера провести со стариком, который ей в отцы годился. И что бы он о себе ни думал, возраст все равно дает о себе знать. И зрение уже не то. И память.

Как чертова память стала подводить, а! Даже и не думал, что может наступить в его жизни такой момент, в его врачебной практике такой момент, когда он перепутает пациентов. Вернее, их истории болезней. Такой конфуз с ним случился пару дней назад, такой конфуз, что впору увольняться. Так ведь и до трагедии серьезной недолго.