Галина Романова - Месть Спящей красавицы

Дверь широко распахнулась, из коридора в его кабинет впорхнула Валечка. Крепенькая, румяная, белокурые волосы выбились из-под шапочки. Голубые глазки сияют. Именно сияют! Каким-то невероятным драгоценным светом, от которого у него всякий раз сладко щемило сердце.

– Всеволод Иванович! Я ничего не понимаю! – воскликнула Валечка.

Дошла до кушетки, укрытой хрустящей белоснежной простыней, и уселась на нее. Полы недлинного халатика тут же разъехались на ее коленях, обнажая стройные ножки в тончайшем нейлоне. Она всегда так усаживалась перед ним, когда выдавалось свободное от пациентов время. И всегда его этим волновала. И, видимо, знала об этом, потому что ни разу не сделала попытки халатик запахнуть. Или одернуть его на груди, которая весьма рельефно выпирала, когда она так вот вольно садилась перед Климовым.

Может, все же стоило пригласить ее на ужин со всеми вытекающими отсюда последствиями? Может, черт с ней, с памятью? Она в этом деле не помеха! Не забудет же он, зачем вообще ее пригласил! Ха-ха!

– Что вы не понимаете, Валентина?

Климов поправил на переносице очки в стильной золотой оправе. Они ему очень шли, утверждала его родная сестра. Безуспешно пытающаяся последние сорок лет женить его, теперь уже хоть на ком-нибудь. Так вот она сама выбрала ему эту оправу, утверждая, что в этих очках он выглядит много моложе и значимее.

– Что вы не понимаете, Валентина? – повторил вопрос Климов, с трудом отводя взгляд от ее затянутых в тончайший нейлон коленей.

– История болезни пропала! – выпалила она, и ее милое лицо сильно побледнело.

– Чья история болезни? – уточнил он на всякий случай, хотя ответ был очевиден.

Он сам послал ее в детское гинекологическое отделение найти историю болезни той самой пациентки, которую он пару дней назад с кем-то перепутал.

– История болезни Сафроновой Эльзы пропала! – сказала Валечка и впервые поправила халатик на коленках.

– Этого не может быть! – возмутился Климов. – Этого просто не может быть! За долгие годы, что я тут работаю, еще ничего там не пропадало! Никаких записей, ничьих историй болезни, ничьих карточек или анализов! Этого не может быть, Валечка!

Он так разволновался, что отвлекся и впервые назвал ее так ласково. И тут же засмущался, и дико засмущал ее. По ее бледному лицу поползли алые пятна.

– Гм-мм…

Он прокашлялся, отчаянно роясь в бумагах на столе, будто пропавшая карточка лечившегося у них много лет назад ребенка могла обнаружиться именно там. Но ее там, конечно, не было. Он давно уже лечит взрослых женщин.

– Вы хорошо смотрели, Валентина? – спросил он строго, оставив в покое бумаги на столе.

– И я смотрела, и девочки! Мы все перерыли, Всеволод Иванович. И что самое удивительное… – она сделала паузу, уставив на него немигающий взгляд. – Из компьютера… Пропала вся информация!

– Она и не должна была там быть, Валентина! – Он недовольно поморщился. – Ее там никто не станет хранить так долго. Прошло семнадцать лет! Надо было посмотреть в хранилище. На электронных носителях это должно было сохраниться и…

– Должно было! Но не сохранилось! – неучтиво перебила его Валечка и тут же смущенно пробормотала: – Извините, Всеволод Иванович. Но мы перерыли все. Мы искали два часа!

Что правда, то правда. Он ее уже заждался. И успел соскучиться. Два часа. Два часа ее не было. Он за это время что только не передумал. Осмелел даже настолько, что решил пригласить ее в ресторан и…

– Всеволод Иванович, это что-то значит?

– Что именно? – он засмущался, застигнутый на запретных мыслях.

– То, что вы диагностировали у Сафроновой пару дней назад острое воспаление левого яичника?

– Вы сомневаетесь в моем диагнозе?

Он насмешливо выгнул брови, зная, что это выглядит эффектно: когда брови его поднимаются поверх золоченой оправы. Сестра советовала так почаще делать. Утверждала, что на женщин это действует безотказно.

– Нет-нет, что вы! Диагноз сомнений не вызывает. Ее доставили с острым животом. Ее осмотрели хирурги, сделали все необходимые анализы. Потом доставили к нам в отделение. Вы делали ей УЗИ. И диагноз безошибочен – острое воспаление левого яичника, – как на экзамене продекламировала Валечка и тут же сделала несчастное лицо. – Но ведь его у нее не должно быть, Всеволод Иванович!

– Яичника?

– Да!

– Кто знает… – он беспомощно развел руками. Потом постучал себя осторожно кулаком по голове. – Может, память стала подводить, а, Валентина? Может, я ее с кем-то перепутал? Надежда была на историю болезни, но…

– Но она исчезла! – выпалила Валечка с ужасом. – Так не бывает!

– Так не бывает – что, простите? – он грустно улыбнулся. – Что я мог кого-то с кем-то перепутать? Или того, что пропала история болезни дочери влиятельнейшего лица нашего региона? Поверьте мне, Валентина… Бывает все! А особенно, когда дело касается таких влиятельных особ.

– Но как же так?!

– А вот так, Валентина.

Он выбрался из-за стола и прошелся пружинящей походкой перед ней туда-сюда. Он нарочно это сделал, чтобы продемонстрировать, что он не стар, не дряхл, а пребывает в весьма хорошей физической форме. Он должен был это продемонстрировать, прежде чем сделать ей предложение. Но она, кажется, даже не заметила его гарцеваний. Опустила голову и задумалась. И Климов, осмелев окончательно, присел к ней на кушетку. И тут же, коснувшись ее бедра своим бедром, едва не обжегся. Тело его помощницы было плотным, горячим, сочным и зовущим.

– Валентина… – произнес он негромко, привлекая ее внимание.

– Да, Всеволод Иванович? – Валечка подняла голову, посмотрела на него. Мягко улыбнулась. – Я слушаю вас.

– Может, нам с вами следует сходить сегодня вечером куда-нибудь поужинать? А потом мы могли бы выпить кофе в моем доме. Вы ни разу не были у меня в гостях, Валечка. Мы так давно и славно работаем вместе, а вы…

Его сердце от подобной смелости разорвалось в груди, разлетелось, принялось молотить в висках, в горле, он аж ослеп, честное слово! Или не ослеп, а это Валечка стащила с него очки? Она? Зачем?

– Ну наконец-то, Всеволод Иванович! – шепнула она едва слышно, прежде чем прижаться своими невероятно сладкими губами к его рту. – Я думала, что вы уже никогда не осмелитесь…

Вечером он сидел в кухне своей родной сестры, рассеянно наблюдал за тем, как она накрывает стол к ужину, и все вспоминал и вспоминал на все лады свой безумный стремительный секс с помощницей на кушетке в рабочем кабинете.

– Это было… Это было потрясающе, Нинель! – выдохнул он, когда сестрица уселась к столу и подняла бокал вина, призывая его сделать то же самое. – Это было невероятно!

Климов поднял бокал с вином, чокнулся им о бокал сестры. Глянул в ее умные понимающие глаза. Да, он не смолчал! Он похвалился! Его так переполняло, так распирало, что он не мог молчать. Ему надо было поделиться с кем-нибудь. А для этого у него была только сестра! Умная, понимающая, любящая.