Марина Серова - Проданное убийство

– Выпивку прихватил? – спросила я.

– Говорит, сразу сбежал. Пару часов по знакомым бегал. По бомжам то есть. Те охали, ахали, но в полицию идти отговаривали. Засадят, говорят, ни за понюх табаку. Просто для острастки. Но бомж все же пошел. Не смог, говорит, мысль отбросить, что Филя в петле гнить будет. Столько, говорит, вместе выпито, а когда у человека нужда, так его мухам на обсидку оставлять? Вот такая крепкая дружба, – то ли шутя, то ли всерьез проговорил майор.

– Вы на выезде были? – предположила я.

– Был. Я и еще один опер. Приехали мы туда, все осмотрели, экспертов вызвали, показания с соседей сняли – и в отдел. Случай-то не наш, – заметил он.

– Что вы увидели в доме? – перебила я.

– Мусор. Много мусора, – усмехнулся майор. – Там весь дом хламом завален. И еще половина двора. Только небольшой пятачок и свободен, на котором покойный огород разводил.

– Мусор или хлам? – уточнила я.

– А в чем разница? – не понял вопроса он.

– Разница принципиальная, – пояснила я. – Использованные пакетики чая, пустые бутылки из-под пива, шелуха картофельная – это мусор. А старые, вышедшие из употребления штиблеты, рамки от картин, самовары и помятые чайники – это хлам. Разницу уловили?

– Тогда, если по вашей классификации брать, дом был завален хламом, – уточнил майор.

– Что-то особенно странное увидели? – не унималась я.

– Ничего. Только табурет, с которого покойник в бесконечность сиганул.

– Об этом мне подполковник уже рассказывал. Хотела уточнить. Как вы определили, что на табурете стоять невозможно? – спросила я.

– А чего там определять? Вот вы, например, можете с ходу определить, сама женщина волосы красит или прибегает к услугам парикмахера? У мужчин практически так же, только в отношении прочности мебели, – провел параллель майор.

– Основная идея мне понятна, – заявила я. – Что в отношении следственного эксперимента? Вставал из вас кто-нибудь на этот табурет?

– Мы ж опера, а не каскадеры, – искренне обиделся собеседник. – Кому охота ноги ломать. Говорю же, табурет этот и блоху не выдержал бы. Мы решили, что он под весом висельника так перекорежился. А уж как он умудрился на нем устоять, пока голову в петлю совал, история умалчивает.

– В доме были другие табуреты или стулья? Попрочнее? – спросила я.

– Были. Но это тоже ничего не доказывает. Может, он нарочно этот колченогий выбрал. Боялся, что в последний момент решимости не хватит. А тут наверняка, – выдал предположение майор.

– Логично, – не стала я дальше спорить. – Что насчет веревки? Она тоже из арсенала находок со свалки?

– Не думаю, – помявшись, ответил майор. – Веревка была новая. Капроновая. Будто специально для этих целей купленная.

– Магазин, где Мальцев мог ее приобрести, пытались установить? – без особой надежды на положительный ответ спросила я.

Собеседник снова замялся. Ответа дожидаться я не стала, и так все было понятно.

– Ну, хоть чек на приобретенный товар нашли? – задала я очередной вопрос.

– На виду не валялся. А там кто его знает? Не искали мы, – вынужден был признаться майор.

– А говорите, ловить мне в этом деле нечего, – поддела я его. – Хоть снимки сделали? Покойника в петле, окружающей обстановки?

– У экспертов должны быть, – обрадовался он. – Могу посодействовать. И снимки предоставлю, и отчет судмедэксперта, и протокол осмотра.

– Давайте, лишним не будет, – согласилась я.

Из столовой мы направились прямиком к экспертам. Заблоцкий забрал у них снимки и копию результатов вскрытия. По дороге обратно заглянули в кабинет к майору, сняли копии протоколов допроса свидетелей и родственников. Забрав все это добро, я ушла, предварительно обменявшись с майором номерами телефонов.

В первую очередь я собиралась посетить дом Мальцева, чтобы иметь представление о месте происшествия. Майор предупредил, что дом опечатан, и снабдил меня полоской бумаги с печатью, чтобы после осмотра я могла спокойно опечатать дом. Ехать со мной он отказался, сославшись на неотложные дела. Я не возражала. Даже лучше, если первый раз я увижу обстановку, будучи одна.

Так как я теперь была безлошадная, пришлось снова вызывать такси. Первый Студеный тупик мы искали минут сорок. И немудрено. Тупик состоял всего из двух домов. Было совершенно непонятно, почему эти дома нельзя было отнести к Студеной улице? Только потому, что они находились за основным рядом строений? Но у нас все так. Лишь бы усложнить. За длительность поисков таксист содрал с меня двойную цену, да еще ждать отказался. Вот вам и первые прелести пешего хода.

Калитка у Мальцева не запиралась. На ней вообще ни щеколды, ни крючка не имелось. Видимо, во дворе брать было нечего. Я заглянула во двор. И отшатнулась. Собственно двора видно не было за грудами хлама, нагроможденного чуть ли не вровень с забором. Оцинкованные бочки, прогнившие в нескольких местах, какие-то доски, кирпичи, старые, поломанные стулья и кресла. Допотопный сервант без стекол. Поколотый шифер. Рулоны рубероида, бывшего в употреблении. Кучи стекловаты, по виду содранной с какой-то теплотрассы. Восемь канализационных люков и еще целая куча таких же «полезных в хозяйстве» вещей. Даже старый кузов от «ЗИЛа»! От калитки до крыльца имелся узенький проход. По нему я и пошла, ежесекундно опасаясь обвала.

На мое счастье, до крыльца удалось-таки добраться без приключений. А вот на самом крыльце меня ждал сюрприз. Полоска бумаги, опечатывающая дверь, была сорвана. Лишь малюсенький клочок, болтавшийся на ветру, напоминал о ее существовании. Интересно, дружки-бомжи поработали или нашелся любопытный из другой среды? Толкнув дверь, я поняла, что ключ, которым снабдил меня майор, не понадобится. Да и замок у Мальцева был, честно сказать, скорее для видимости. Такой замок любой школьник перочинным ножом вскроет в течение тридцати секунд.

С крыльца я попала в коридор. Попытавшись нащупать выключатель, тут же отдернула руку от стены. Поверхность была сплошь покрыта чем-то липким. Судорожно покопавшись в сумочке, я отыскала платок. Справившись с брезгливостью, вытерла руку и оглядела помещение. Жуть, конечно, страшенная. Здесь было относительно пусто. Только старенькая скамеечка да вешалка на стене. А вот с потолка почти до пола свисала паутина, щедро сдобренная вековой пылью. И как прикажете через эти заросли продираться? Пришлось вернуться во двор. Отыскав в куче хлама черенок от лопаты, я вооружилась им и пробралась-таки через паутинный заслон.

В комнатах картина была не намного лучше. Все та же паутина, все те же горы хлама, только дорожки для перемещения из одной комнаты в другую немного попросторнее. В кухню даже заглядывать было страшно. Горы немытой посуды, покрытые слоем жира и остатками пищи. Газовая плита старинного образца свой первоначальный цвет вообще потеряла. Его просто не было видно за толстым слоем нагоревшего жира. Единственным мало-мальски чистым предметом посуды был медный самовар. Он хоть и был старым, но бока его были старательно начищены. Странный выбор. Может, Филипп питал слабость к самоварам так же, как к огородным работам? Огородик я высмотрела сквозь относительно чистое окно. Кто-то протер в слое пыли аккуратное круглое отверстие диаметром сантиметров двадцать пять. Окно это находилось у изголовья панцирной кровати с коваными каретками. Наверное, это сделал сам Филипп. Любовался в свободное от питья и работы время на плоды своего труда? Похоже на то.