Мэри Кларк - Синдром Анастасии

Все следующее утро Джудит провела за своим письменным столом, с удовлетворением отмечая, как постепенно растет стопка страниц рядом с машинкой. Ее друзья–писатели уверяли наперебой, что ей непременно следует обзавестись компьютером. Когда я закончу эту книгу, пообещала она себе, я устрою настоящие каникулы. Тогда я и научусь пользоваться компьютером. Не думаю, чтобы это было слишком сложно. Кеннет всегда называл меня миссис «Самоделкин». Он говорил, что мне следовало бы избрать карьеру инженера. Но, подумала она, энергично потягиваясь, все эти поездки, связанные с поиском материала для книги, просто не оставляют времени на то, чтобы искать принтер.

Когда они со Стивеном поженятся, она обязательно купит себе компьютер. Стивен боится, что ей не понравится такая жизнь, когда она будет или слишком занята, сопровождая его на званые обеды и официальные приемы, или не занята совсем и предоставлена самой себе. Однако она уверена, что ей будут интересны обе эти стороны ее новой жизни. Те десять лет, которые она прожила с Кеннетом, были, несомненно, чудесны, но и полны волнений, тревог, так как оба они были слишком заняты тогда своей карьерой. Как жаль, что у них никогда не было детей… А потом десять лет вдовства, когда работа стала для нее единственным смыслом жизни. «Неужели я так никогда и не сходила с беговой дорожки, — мысленно спросила она себя. — Никогда не знала ни минуты покоя до настоящего времени?»

В окно мощным потоком лился солнечный свет. «О, быть в Англии, когда стоит апрель!» Хотя ее устраивал и январь, и любой другой месяц. Все утро она писала о периоде реставрации монархии, когда, как отмечал в своем дневнике Самюэль Пепис [17] Самюэль Пепис (1633–1703) — английский общественный деятель и автор знаменитого «Дневника», личные записи в котором, охватывающие время с 1 января 1660 года по 31 мая 1669 года, дают ясное представление о жизни и нравах английского общества после восшествия на престол Карла II. , в Лондоне повсюду горели костры и колокола церкви Сент — Мери–ле–Боу весело звонили. За здоровье короля поднимались тосты, и в деревнях вновь украшали майское дерево [18] Столб, украшенный цветами, разноцветными флажками и лентами, вокруг которого танцуют на майском празднике, отмечаемом в первое воскресенье мая. . Унылые серые цвета времен пуритан сменились яркими красками, и король с королевой выезжали на прогулку в Гайд–парк.

В час дня Джудит решила выйти и прогуляться вокруг Уайт–холла с тем, чтобы попытаться почувствовать атмосферу того времени, попытаться ощутить то облегчение, какое испытал народ, когда монархия была восстановлена без еще одной Гражданской войны. Особенно ей хотелось взглянуть на памятник королю Карлу I. Во времена Кромвеля эта старейшая и самая прекрасная конная статуя в Лондоне была отдана торговцу металлоломом с приказом ее уничтожить. Однако торговец, понимая ее необычайную ценность и будучи преданным покойному монарху, не уничтожил статую, а спрятал ее до возвращения Карла II. Для нее был заказан величественный постамент, и ее установили на Трафальгарской площади, лицом к Уайтхоллу, на том самом месте, где Карл был казнен.

Она работала, не снимая халата, все утро. Решив прогуляться, она быстро приняла душ, накрасила губы, подвела глаза и высушила полотенцем волосы, заметив при этом, что они стали слишком длинными. Бросив критический взгляд на себя в зеркало, она не могла не признать, что это ее нисколько не портило. Да и выглядела она уж никак не на свои почти сорок семь лет.

Темно–каштановые густые волосы с мелькающими в них золотыми искорками напоминали, что в детстве она была блондинкой. Нежно–розовая безупречная кожа. Овальное лицо. Большие сине–зеленые глаза. Интересно, подумала она, похожа ли я на свою мать?

Торопливо она надела темно–серые брюки, белый с высоким воротом свитер и сапоги. «Моя униформа», — мелькнула в голове мысль. Вряд ли ей часто придется одеваться подобным образом, когда она станет женой Стивена. Мгновение она стояла в нерешительности, не зная, надеть ли ей «берберри» или новую накидку. Накидку. Она сунула в объемистую сумку блокноты и справочник, который мог ей понадобиться, и вышла.

Спокойный и прекрасный, он вечно скачет

У Уайтхолла своего.

В тиши ночной лишь ветер свищет,

И нет ни толп мятежных, ни пьяных криков, ничего…

Джудит невольно пришли на память эти строки из поэмы Лионеля Джонсона, когда она стояла на Трафальгарской площади, рассматривая конную статую казненного короля. Действительно, от этой мощной фигуры с царственной осанкой, волосами до плеч, короткой бородкой и гордо поднятой головой веяло неизъяснимым покоем. Конь, на котором восседал король, казалось, бил копытом землю. Его правая передняя нога была поднята, словно он готов был в любую минуту ринуться вперед галопом.

И однако, Карла I все так ненавидели, подумала она. Каким был бы сейчас мир, если бы в свое время ему удалось, несмотря ни на что, разгромить парламент? Внезапно она услышала за спиной голоса приближающейся к статуе очередной группы туристов. Экскурсовод, подождав, пока его подопечные выстроятся вокруг него полукругом, приступил к своему, вероятно, выученному уже наизусть рассказу:

— То, что мы называем сейчас Трафальгарской площадью, было изначально частью Чаринг — Кросса. Эта статуя установлена на том самом месте, где были казнены многие из тех, кто подписал королю смертный приговор. Своего рода отмщение, вы согласны? Казнь была необычайно жестокой. Осужденных вешали, вынимали у них внутренности, пока они были еще живы, и четвертовали…

Джон именно так и умер… Больной, ничего не понимающий старый человек…

— Король был обезглавлен тридцатого января, — продолжал экскурсовод, — и если вы придете сюда в следующий вторник, вы сможете увидеть венок, возлагаемый здесь ежегодно в этот день Королевским стюартским обществом. Это стало традицией с того времени, как здесь установили статую. Иногда туристы и школьники тоже приносят сюда цветы. Весьма трогательно, не правда ли?

— Статую следует стереть с лица земли, а дураков, возлагающих венки, наказать.

Экскурсовод повернулся к Джудит:

— Вы что–то сказали, мадам?

Леди Маргарет не ответила. Она взяла сумку в левую руку, правой, на которой ярко алел серповидный шрам, достала черные очки и опустила капюшон так, что он закрыл почти половину ее лица.

Не имея в виду никакой определенной цели, она двинулась вниз по набережной Виктории вдоль Темзы. Однако, оказавшись перед Биг Беном и зданием парламента, она остановилась и устремила на них пристальный взгляд, совершенно не замечая прохожих, большинство из которых поглядывали на нее с нескрываемым любопытством. В ушах у нее звенели собственные слова: «Статую следует стереть с лица земли, а дураков, возлагающих венки, наказать. «Но как, Джон? — мысленно обратилась она к мужу. — Как мне это сделать?»