Юрий Волошин - Гладиатор

Убивать людей Иван умел. Правда, его научили убивать врагов. В лагере спецподготовки учили хорошо. Там он стал профессионалом, убивал уверенно и надежно, гарантированно - даже не требовалось контрольных выстрелов. Его первый же выстрел был и контрольным, смертельным. Иван проявил себя очень талантливым курсантом, при сдаче спецнормативов всегда показывал просто фантастические результаты, за что был любим начальством и часто получал поощрения и благодарности.

Когда он закончил спецподготовку в лагере и уже мотался со своей небольшой боевой группой, попавшей в окружение в чеченских горах, ежедневно вступая в мелкие стычки и короткие бои с чеченцами, Иван продолжал сражаться с противником, убивать врагов своей страны. Он оставался солдатом России, участвовал в ее войне - в силу обстоятельств сам себе и командир, и начальник штаба, и заместитель по воспитательной работе. Убивать врагов на войне всегда было вполне человеческим занятием.

Как-то его группа попала в безвыходное положение в горах, у подножия вершины Тебулосмта, почти на границе с Грузией. Запертая в узком горном ущелье, по которому с легким шуршанием несся небольшой ручеек (ниже по течению он превращался в солидный приток Терека), группа Ивана находилась в относительной безопасности: вход в ущелье был узок настолько, что его мог надежно оборонять один человек с автоматом, а выхода из ущелья и вовсе не имелось - тупик... Высокие отвесные скалы создавали на дне ущелья "мертвую" для обстрела зону и не давали возможности даже местным чеченцам, знавшим каждую тропу, пробраться поверху, чтобы "посыпаться" на головы бойцам Ивана. Вода в ущелье была, но еды взять было негде - кругом один голый камень. Сухарей и консервов у бойцов оставалось дней на пять, поголодать без ущерба для боеспособности можно еще суток двое-трое. Но потом все равно нужно было либо сдаваться, либо вырываться из ущелья на оперативный простор.

Однако вывести группу из ущелья представлялось столь же трудным, как и чеченцам войти в него, поскольку единственный автоматчик мог запереть ущелье и с другой стороны. Чеченцы могли как угодно долго блокировать Ивана с его людьми - хоть до тех пор, пока те не помрут с голода или не съедят друг друга.

Три дня сидел Иван со своими бойцами в каменном мешке. Он уже бесился от безвыходности положения. Они предприняли несколько попыток вырваться, но лишь потеряли троих, а чеченцев даже не увидели, не то чтобы убить хотя бы одного... Продолжать попытки прорыва было равносильно самоубийству.

Сдаться Иван тоже не мог. Вся его натура протестовала как против самого слова, так и против смысла, в нем заложенного. Иван просто не умел сдаваться. Ему казалось - легче умереть. Правда, в то время он еще не понимал, что такое смерть. Хотя убивал людей не раз и не два. Смерть оставалась для него загадкой, которую он сам себе загадывал не раз, отнимая жизнь у врага...

До той поры ответ давала сама жизнь, предоставляя возможность убивать врагов ныне и впрямь, чтобы когда-нибудь перебить их всех и, наконец, победить...

Но такой ответ уже не удовлетворял Ивана. Все чаще и чаще его посещали сомнения, что когда-нибудь все это кончится: выстрелы, взрывы, удары ножа, кровь, куски человеческого мяса, обгорелые трупы, постоянная настороженность и готовность нанести ответный удар - готовность убить врага, убить даже прежде, чем он сумеет ударить сам, еще только угадав в нем врага, почуяв звериным чутьем. Чеченская война выработала у Ивана такое чутье - способность распознавать врага по внешним признакам, а не по его действиям... Если будешь дожидаться, пока враг откровенно проявит свое намерение тебя убить, долго в Чечне не протянешь... Инстинкт самосохранения в его чеченском варианте заключался в умении выстрелить прежде, чем выстрелит противник, фактически прежде, чем ты мог определить, является ли он твоим противником на самом деле... Стреляешь по движущейся цели, еще не видя, что именно движется...

Только так и остаешься в живых.

Сколько глупых соек и молчаливых ворон Иван перебил, стреляя на шорох в кустах, на шевеление веток, на птичий крик, потому что реагировал прежде, чем успевал понять, что это всего лишь кричит птица.

Иван вновь схватился за голову. Он чувствовал свою вину в том, что его отряд оказался в ловушке. Хотя кто же мог предположить, что это ущелье, с виду точно такое же, как и сотни других, которые им уже пришлось пройти, окажется глухим? Не надо было так долго убегать!

Иван со злостью ударил себя по колену. Теперь и он, и его ребята вынуждены сдохнуть среди этих каменных стен: или от голода, или под пулями чеченцев все равно верная смерть... Еще когда они только сворачивали в эту ловушку, Иван пожалел о том, что они сюда лезут. Какой-то безнадежностью повеяло от узкой щели между скал. Но Иван шел последним, поддерживая постоянный огневой контакт со стрелками Максуда, и ничего уже поделать не мог, хотя и понял, что ошибся. Все его ребята были уже внутри.

Сейчас они молчали, никто не сказал ему ни слова. Хотя многие из них, конечно, понимали, что спрятаться в этом ущелье было не лучшим его решением. Но они все были российскими солдатами, а Россию здесь представлял их командир - Иван. От ее имени он командовал, она дала ему право распоряжаться их жизнями. Он нес ответственность перед ней за судьбу отряда...

На войне проблема правильного или не правильного боевого решения командира существует только для самого командира, но не для солдат. Иначе просто не может быть. Это закон - такой же незыблемый, как законы природы... Каждый боец отряда был пальцем на руке командира. Пальцы сжимались в кулак, когда он принимал решение ударить, и вцеплялись мертвой хваткой в чужое горло, когда командир считал, что нужно задушить врага. И если кулак со всего маха врезался в камень или протянутая к горлу рука оказывалась вдруг в пламени костра, пальцы корчились от боли и молчали, ведь они не могли покинуть руку...

Но Иван не мог не предъявлять счета самому себе.

"Что делать?" - в сотый раз за эти три дня спрашивал он себя и никак не мог найти ответа.

- Андрей! - позвал он высокого, под два метра, парня, наполнявшего водой из ручья свою фляжку. - Выясни, на сколько выстрелов у нас патронов хватит. И скажи еще раз, чтоб без толку не стреляли.

- Да не стреляет никто, - буркнул тот и пошел спрашивать у каждого из оставшихся в отряде людей, кто сколько выстрелов еще сможет сделать.

Минут через десять он вернулся.

- Командир, патронов до хрена, хватит - роту положить... - он запнулся. Ребята говорят: выходить надо отсюда. Консервов пять банок всего осталось. Сдохнем...

- Выходили уже. Да пришлось вернуться...

- Через неделю они нас голыми руками возьмут.