Антти Туомайнен - Шахта

Именно ты и твои бесхребетные друзья, любители травяных чаев, виноваты в том, что в этой стране все через одно место. Вот ты пишешь, что горная промышленность в Финляндии не рентабельна. Спрошу: а рентабельно ли содержать тебя? Не так и сложно было узнать, что ты, оказывается, получил уже целых три гранта на какие-то там мелкозернистые проектишки.

Вот я здесь никогда о тебе даже слыхом не слыхивал, то бишь не особенно рентабельны твои сочинения.

А чему тут удивляться? Если ты выплеснул их из того же куцего умишки, что и недавнюю статейку о рудниках, то ими, скорей всего, подтерли пару бритых задниц, прежде чем аккуратно сложить в контейнеры для утилизации отходов, которым вы там так слепо поклоняетесь.

Прежде всего, я просто охереваю от высокомерия тебе подобных. Вы же за всю свою жизнь ни разу нигде нормально не работали, зато каждодневно готовы строгать тексты о том, чем в Финляндии следует заниматься, как здесь следует мыслить и жить, кого обнимать и кому оказывать глубочайшее сочувствие.

Вы хоть задаетесь вопросом, почему вас столь глубоко презирают? Поди-ка, вряд ли вам такое приходило в ваши пустопорожние головы, ведь вам все некогда, у вас голова занята одними только гаджетами. Вы хоть понимаете, что вы-то и есть та самая проблема, которую вы хотите разрешить, с важным видом поправляя нацепленные на кончик носа очёчки? Нет, конечно.

Вы утверждаете, что защищаете природу, хотя заблудились в трех соснах. В течение одного дня вы громогласно вещаете об экологии, а потом бежите покупать новый айфон и тур выходного дня.

Вы клянетесь, что любите деревья и хотите видеть их перед окошком любимого кафе, хотя опознать способны разве что рождественскую елку, да и то, если она продается с соответствующей надписью.

(Вы еще и платите за нее втридорога, что, конечно, правильно, но это еще одно трагикомичное подтверждение вашей тотальной неосведомленности.) Вам кажется, что корень мирового зла в том, что другие люди жадные, что они расисты и мясоеды.

К счастью, справедливость восторжествует и вы утопните в дерьме. И я не говорю сейчас о крохотном количестве металлов, являющихся побочным продуктом деятельности одного-двух рудников. Вовсе нет!

Вы утопните в том самом дерьме, которым вы являетесь, в своем самодовольном щеконадувательстве, дефиците моральных принципов и бесконечном инцесте.

Еще скажу в завершение: от всего сердца добро пожаловать сюда на север, где ценится тяжелый труд. Кто знает, быть может, тебе понравится, и ты не захочешь уезжать.

Раймо Минккинен,

журналист, пенсионер

Суомалахти

В то утро письмо неизвестного мне Минккинена было самым содержательным. Те, что пришли потом, были более откровенными и, разумеется, анонимками. Если им верить, я был и ватником, и коммунякой, и депутатской соской, и петушнёй грёбаной, и нацпредателем, и законченным финнофобом, желтушным пожирателем конопли, выращенной в моих собственных испражнениях, и заслуживал быть побитым камнями или чтобы меня хорошенько вздрючили.

И ни одного письма со словами благодарности. Или констатацией нужности.

После обеда Хутрила пригласил меня к себе: разговаривали стоя, по обыкновению.

– Какие новости?

– Получил много откликов на последнюю запись в блоге, – начал я максимально быстро, чтобы Хутрила не успел прервать. – Хорошая подложка для будущего. Хотелось бы написать большой материал, правда, нужно будет поработать. Ни при каких условиях в завтрашний номер статья не пойдет.

– А почему она должна пойти в завтрашний номер?

– Я подумал, что ты позвал меня за этим.

– Нет. Может, назовешь имя источника?

Вопрос был в лоб, и он поступил от моего начальника. Тем не менее или из-за этого я ответил:

– Не могу раскрыть имени.

Хутрила поднял левую руку, положил ее поперек груди, а правую поднес к лицу и прижал к подбородку указательный палец.

– Откуда вдруг появились архивы Лехтинена?

– Забрал у его дочери.

– Не знал, что у него была дочь.

– Это же не было связано с работой, – ответил я, пожав плечами.

– Как тебе удалось?

Мы стояли напротив друг друга, глядя прямо в глаза.

– Знал что-то, что все знали.

– Не расскажешь?

– Нет.

Хутрила, не отрываясь, продолжал смотреть на меня.

– Предлагаю тебе общаться немного сдержанней.

– Извини, я не хотел.

– Я все еще твой шеф. Уже получил обратную связь?

Поворот оказался несколько неожиданным. Рассказал ему о полученных письмах. Рассказал, какого мнения были эти люди обо мне, о теме и о нашей газете.

– Звучит не так уж плохо, – отозвался Хутрила, опустил руки вниз и принял расслабленную позу. Это означало, что я свободен.

Прошел на свое место и прочитал пришедшие письма. Ничего существенно нового. За одним исключением. Посмотрел на часы, затем из окна.

Снег.

Мокрый снег и ветер с моря сносили на своем пути все живое. В Мустиккамаа не было ни малейшего признака жизни. На парковке стоял всего один автомобиль. Я подошел, открыл дверь и сел внутрь.

– Телефон, – сказала Марьо Харьюкангас.

Вытащил телефон и показал его. Этого оказалось мало: она взяла телефон и сунула его в перчаточницу. Харьюкангас была не в духе.

– Есть еще устройства?

Покачал головой.

– Можно, я проверю…

Харьюкангас пощупала карманы куртки и брюк.

– Пойдем.

Мы вышли из машины. Казалось, она уже выбрала маршрут заранее. Я шел рядом с нею между футбольными и теннисными площадками, укрытыми зимним покрывалом.

– Насколько я понимаю, вы прочитали статью.

Шли довольно быстро, снег заметало за шиворот.

– В статье была одна непростительная для профессионала ошибка, – сказала Харьюкангас.

– Вы имеете в виду упоминание инсайдерской информации?

Я не сказал, почему, на мой взгляд, это было необходимо: хотелось вызывать реакцию у причастных ко всей истории. У Харьюкангас оставалась открытой только пара десятков сантиметров живой материи между воротом и шапочкой – глаза, нос и рот.

– Слишком рано, – сказала она. – Материал появился слишком рано. Но это еще не все. Куда серьезней то, что ваш шеф, скорей всего, поинтересовался, кто был ваш источник.

Я ничего не ответил.

– То есть угадала правильно.

Она шагала, словно бежала – легко и упруго.

– Вы рассказали?

– Нет.

– Один раз я уже спрашивала и была разочарована. Спрошу еще раз: могу ли я доверять вам?

– Конечно.

– Не отвечайте слишком быстро. Это рождает недоверие.

Деревья без листьев, серый горизонт, набитый до отказа тяжелым, мокрым снегом.

– Запомните еще, – продолжила Харьюкангас, – если вы интерпретируете, то интерпретируйте правильно.

Мы оказались на южной оконечности острова и пошли вдоль берега в той его части, которая осталась в прошлый раз не пройденной. Харьюкангас явно хотелось выплеснуть свое разочарование, и я был уверен, что она совсем скоро дойдет до сути дела.