Ольга Обская - Научиться быть ведьмой

— Сколько вам? — вдруг выпалила она и почувствовала, как щёки заливает румянец.

Нет, она не собиралась задавать этот вопрос. Не настолько она дерзка и не тактична. Но слова сами сорвались с губ — Аристарх спровоцировал. Как можно быть таким скучным профессором такого скучного предмета и при этом уметь вот так улыбаться?

— 28, - помедлив, ответил преподаватель. Он почувствовал, что разговор неожиданно очень сильно отклонился от намеченного русла. Ему пришлось придать немного строгости голосу. — Вы думаете, это имеет какое-то отношение к задачам?

— Нет, — буркнула Юля и уткнулась в листочек.

Она поставила себе цель, как можно быстрее расправиться с задачами и смотаться отсюда. Слишком много неприятных чувств вызывал в ней молодой профессор Аристарх, нудный квантовый физик без жены и детей, но зато с улыбкой, выводящей из равновесия. Смущение, негодование, раздражение и жгучее желание, чтобы он испарился вместе со своей наукой, заставляли её сосредоточенно вникать в условия задач. И усилия оказались ненапрасными. То ли задачи были действительно совсем уж простенькими, то ли сказывались занятия с Вероникой, но через пару минут Юля почувствовала, что в ней проснулся интерес и даже какой-то азарт, и она буквально за полчаса решила первые четыре.

— Замечательно, — похвалил профессор. — Пятая задача чуточку сложнее. Требуется нестандартный подход. Так что если не справитесь — ничего страшного. Я всё равно поставлю вам минимум четыре балла. Можете забрать листочек с собой. Думаю, Вероника не откажется разобрать с вами решение. А завтра сдадите мне на проверку.

— Так и сделаю, — не скрывая радости, кивнула Юля, и встала из-за стола. Она же собиралась улизнуть отсюда при первой возможности.

Но прежде чем идти, ей захотелось быстренько пробежать глазами условие пятой задачи.

— Да что же тут нестандартного? — выпалила она, не успев дочитать. — Я знаю, как решать.

— Уверены?

— Конечно!

Юля снова уселась за стол и начала строчить формулы одна за другой, ни капли не сомневаясь, что через пару минут получит ответ. Но формулы только разрастались, неизвестных становилось всё больше и больше, и в этой безумной пляске символов ответ никак не вырисовывался.

Аристарх с интересом наблюдал за студенткой. Сейчас, когда она была увлечена решением заковыристой задачи, с её лица спала привычная маска безразличия и пренебрежения. В изумрудных глазах блестел азарт, и осознание, что этот азарт был вызван физикой, доставляло профессору удовольствие. Вот только куда девался румянец? Ещё пару минут назад щёки Юлии пылали то ли от возмущения, то ли от смущения, а сейчас она стала бледная, как полотно. Хотя чего это Аристарх удивляется? Студентка по его глупости не смогла пообедать. Так и до голодного обморока не далеко.

Профессор, решив вернуться к забракованной им ранее идее, включил электрочайник и достал из тумбочки чашки и печенье. Юля так была увлечена решением неподдающейся с наскоку задачи, что совершенно не обращала внимания на действия преподавателя. Только когда ароматный напиток был готов, а чашка и тарелочка с печеньем оказались под самым её носом, она оторвалась от листочка.

— Юлия, угощайтесь. Раз уж вы по моей вине остались без обеда, то хоть печеньем перекусите.

Юля на секунду задумалась, а потом отломила крохотный кусочек и отправила в рот, запив глотком чая.

Аристарху показалась, что она побледнела ещё больше, скорее даже, позеленела. Испугавшись, что печенье могло оказаться не свежим, профессор сам попробовал его. Приятный вкус и нежная консистенция говорили об обратном. Но студентке явно было нехорошо. Осознав, что она в предобморочном состоянии, Аристарх соскочил со стула и подбежал к ней.

— Юлия, что с вами? Вам плохо?

Он взял её за хрупкие плечики и легонько потряс. Затем начал расстёгивать верхние пуговицы блузки.

Вдруг дверь в кабинет распахнулась, и на пороге показался ректор.

— Что здесь происходит? — возмущённо заорал он.

Аристарх отпрянул от Юли.

— Пётр Иванович, это не то, что вы подумали. Студентке плохо.

— Да, мне нехорошо, — прошептала Юля.

Она чувствовала слабость и головокружение, к которым после внезапного появления ректора и его бешеного крика добавился приступ тошноты. Собравшись с силами, она соскочила со стула и выбежала из кабинета. Оба профессора помчались за ней.

Вероника смотрела, как пламя свечей отражается в глазах Никиты, и вспоминала их прошлый ужин в кафе Миллениум. И тогда, и сегодня эта игра отблесков, эти безумные вспышки завораживали её. И зачем она согласилась прийти сюда? Думала, на нейтральной территории ей будет легче выдавить из себя слова, которые как осколок стекла застряли в мозгу и вызывали нестерпимую боль, стоило ей подумать про парня, сидящего напротив. Нет, ни капельки не легче. Совсем не легче, когда ты видишь его якобы виноватую, а на самом деле дразнящую улыбку, его взгляд медленно скользящий по тебе, который ощущаешь физически, как нежные прикосновения. И от этого взгляда становится сначала тепло, а потом жарко…

Но вдруг взгляд Никиты утратил нежность и зафиксировался на воротничке.

— Ника, ты зачем надела брошку? — в голосе слышалась тревожность. — Это может быть опасно. Мы же пока так ничего и не выяснили.

Зачем — хороший вопрос. Вероника много думала об этой вещице. Пыталась хоть что-то вспомнить. Вспомнить не получилось, но зато Ника кое-что поняла. Раз брошка была у Алеси, то есть у самой же Вероники, вернее проекции из условного будущего, значит, в одном из вариантов этого будущего, маленькой Нике кто-то эту брошку подарил. Вернее, мог бы подарить, хотел это сделать, но по какой-то причине передумал или не смог. Зато смог теперь. Получается, брошка — добрый знак, сигнал от того, кто знал Нику ещё с детства. И эта простенькая наивная детская вещичка действовала на Веронику успокаивающе. Она почувствовала себе увереннее, когда надела её. А сегодня решительность и уверенность нужна была Нике как никогда.

— Думаю, брошку мне прислали неспроста. Её надо носить. Это какой-то знак.

— Правильно, опознавательный знак для злоумышленников, — с досадой съязвил Никита. — Ника, ты как маленькая. Говорю тебе — опасно. Сними. Когда разберёмся, что к чему, убедимся, что в ней нет ничего такого, тогда и будешь носить.

— Никит, ну что в такой милой божьей коровке может быть опасного? Тем более ты по базе пробил — это просто брошь, не талисман, не оберег, не…

— Ника, — перебил Никита, — ничего не хочу слышать. Сними. А после ужина зайдём с тобой в ювелирный, и я куплю тебе хоть двадцать любых других брошек, хоть с божьими коровками, хоть с тарантулами. Любые, какие пожелаешь.