Ольга Обская - Научиться быть ведьмой

Англичанин знал, что теперь профессором будет ещё проще манипулировать и безапелляционно назначил время и место операции: ночь с 8-ого на 9-ое марта, спортзал главного корпуса Университета. Он догадывался, что у Валентина есть вопросы, почему именно эта дата и именно это помещение, но задавать их профессор не решился. И это хорошо, потому что отвечать мистер Твин не собирался.

Валентину не обязательно знать, что для ритуала, который наметил англичанин, нужно особое место. Нужно замкнутое пространство, напитанное ментальной энергией: эмоциями и страстями. И спортзал, в котором накануне пройдёт конкурс, подходил для этого как нельзя лучше. Жажда победы, зависть более удачливым соперникам, горечь поражения напитают пространство ментальными полями разной полярности, создадут необходимую атмосферу, усилят эффект магических действий. И это будут страстные эмоции десятков людей, а не одного человека, как было пятнадцать лет назад.

Тогда Элиза полагала, что обряд можно провести в маленькой спальной комнате, спустя пару часов после спровоцированной бытовой семейной ссоры с мужем. Господи, как глупо! Но она просчиталась не только с местом. Она просчиталась во всём. Слабым было пространство обряда, слабой была и жертва. Ритуал не дал бы Элизе того, на что она рассчитывала. Но зато сама идея была очень неплоха. Её стоило взять на вооружение. Поэтому мистер Твин наблюдал за обрядом. Наблюдал, чтобы увидеть те фрагменты, о которых не знал. Наблюдал, чтобы запомнить всю последовательность действий. Теперь эти знания ему очень пригодятся. А тогда ему необходимо было остановить Элизу. Зачем давать безумной ведьме возможность усилить, пусть и не кардинально, своё могущество? Она этого не достойна. Ей самое место там, где сейчас находится.

Правда, останавливая ритуал, спасая девчонку, дочь Элизы, мистер Твин и не предполагал, какой неожиданный побочный эффект повлечёт за собой это действие. Вырванное из лап смерти невинное дитя — это и награда, и наказание. Как он мог тогда такое забыть? Сейчас это может сыграть с ним злую шутку, стать препятствием на пути к заветной цели. Впрочем, пока об этом никто не знает, всё под контролем. Могла ли сама девчонка что-то запомнить? Мистер Твин полагал: вероятность минимальна. Во время ритуала она была очень напугана, похоже, вообще потеряла сознание. К тому же это случилось давно, и сейчас её мозги заняты не воспоминаниями пятнадцатилетней давности, а совершенно другой проблемой. Как же, кстати, пришлась эта неожиданная беременность. Мистеру Твину можно было больше не ломать голову, как нейтрализовать девчонку. Её взбалмошное поведение (видно, сказываются гены) и неразборчивые связи сделали всё за него.

Теперь можно было спокойно переходить к завершающей стадии плана. Мистер Твин почувствовал, как по телу прокатился трепет. Совсем скоро случится то, чего он так долго ждал. К чему его так долго готовили. Ради чего он жил.

Англичанин набрал номер секретаря:

— Арсений, завтра начинаем.

Аристарх сидел на лавочке возле общежития девушек. Сидел уже часа два. Что он здесь делал? Хороший вопрос. Вообще-то он случайно проходил мимо и решил заскочить к Юлии — передать ещё один учебник. Жизненно необходимый учебник. Учебник, без которого она не сможет нормально подготовится к контрольной. Чёрт, какая чушь! Зачем обманывать себя?! Профессору вполне хватило часовой беседы с Никитой, где каждое слово приходилось контролировать, чтобы не ляпнуть лишнего. Но с собой-то можно было быть честным. Можно было признаться, что торчит он здесь уже два часа по одной простой причине — страстно желает видеть свою маленькую хрупкую дерзкую студентку. Он мучительно переживает, что сегодня она не пришла на дополнительные занятия. И не придёт больше никогда. А он хочет, безумно хочет, иметь возможность общаться с ней. И не только общаться… Чёрт! Чёрт! Чёрт! Как же его угораздило влюбиться в собственную студентку? В студентку, которая ждёт ребёнка?

Аристарх соскочил со скамейки, чтобы срочно вернуться домой. Но вместо этого решительно зашагал к входу в общежитие. Мысль о том, что Юлия, возможно, сейчас совершенно растеряна и не знает, что делать, напрочь отключила мозги.

Профессор поднялся на второй этаж и тихонько постучал в дверь.

— Входите, — сердце чуть не выпрыгнуло из груди от того, как непривычно по- домашнему интимно прозвучал голос Юлии.

Она сидела на кровати в простеньком коротеньком халатике, и от этого казалась ещё миниатюрнее и ещё беззащитнее.

— Аристарх Вениаминович? — в глазах мелькнуло удивление и смущение.

— Юлия, извините, что потревожил.

— Да нет, ничего.

— Никита передал Вам мои записи?

— Да.

— Вот, принёс ещё одно пособие. Очень толковое. Мне кажется, вам пригодится.

— Спасибо, — в голосе Юлии слышалась грусть и ещё какое-то чувство: разочарование или даже злость. Она подняла на профессора горящий взгляд. — Аристарх Вениаминович, а вы почему мне все эти учебники передали? Не хотите со мной больше заниматься? Обиделись на мою дерзость, да?

Вообще-то, Юля хотела извиниться за то, что нагрубила вчера. Искренне хотела. Она корила себя за резкость, которой зачастую были пропитаны её слова, обращённые к профессору. На самом деле она испытывала к нему искреннюю благодарность и симпатию, и даже что-то большее: какое-то непонятное пугающее чувство, совершенно не вписывающееся в модель взаимоотношений студентки и преподавателя. Но вместо извинений, у неё опять получилась гневная обличительная тирада. Ей стало не по себе: почему она не может нормально общаться с этим человеком? Захотелось провалиться сквозь землю, а ещё лучше прогнать его, или хотя бы виновато отвести взгляд. Но вместо этого она продолжала заворожено смотреть в его серые умные глаза, ожидая, когда он пошлёт её подальше. Или выйдет, громко хлопнув дверью, чтобы оставить противную дерзкую студентку один на один с её дурацкими, не касающимися его проблемами.

Однако Аристарх и не думал уходить. Он продолжал стоять и смотреть на Юлю. Более того уголок его рта подозрительно дёрнулся и через мгновение лицо озарила сводящая Юлю с ума улыбка.

— Если бы я мог обижаться на вашу дерзость, наши занятия закончились бы намного раньше. Скорее даже, не начинались бы вообще.

Непонятное чувство, которое Юля усиленно подавляла, накатило новой волной. Надо срочно стереть улыбку с лица профессора. Она мешает Юле трезво мыслить. Она мешает улавливать смысл разговора. Она мешает даже просто нормально дышать.

— Моя дерзость вас не обижает, а заводит, да? — Юля постаралась вложить в слова побольше яду. — Профессиональный интерес: хотите проверить, хватит ли ваших способностей, чтобы справится с такой занозой, как я?