Ольга Обская - Научиться быть ведьмой

— Может быть, — слегка вздёрнув подборок, улыбнулась Вероника. — Эх, если бы ты знал, какую бурю эмоций я испытала, когда поняла, куда попала: от — «надо срочно отсюда сматываться», до — «я готова на всё, лишь бы здесь остаться».

— И выбрала второе. Ведь преодоление трудностей, которые сама же себе создала — это твоё призвание, — с ироничной улыбкой констатировал Никита.

— Если бы я знала, что попаду в одну группу с таким занудой, может, приняла бы другое решение, — не осталась в долгу Вероника, которую ирония парня моментально вывела из задумчивого состояния. — Давай, снова лезь на стремянку. Нам ещё надо мишурой ёлку украсить.

Вероника сменила тему, потому что не хотела делиться с Никитой тем, насколько тяжело далось ей решение. Поначалу любопытство и жажда новых ощущений перебороли в ней страх неизвестности, и она отчаянно нырнула с головой в привлекательный своей непонятностью мир. Но когда первая эйфория прошла, Веронику стала тревожить мысль, на своём ли она месте. Она не раз задавала себе вопрос, можно ли научиться быть ведьмой. Именно научиться, а не родиться, как все остальные студенты. И она всё ещё находилась в поисках ответа, хотя мысль о том, чтобы перевестись в какой-нибудь «нормальный» ВУЗ перестала посещать Веронику.

— А ты родителям рассказала о специфичном профиле нашего Университета? — поинтересовался Никита. Ника уже освободила нижнюю ступеньку лестницы, но он почему-то не спешил подниматься вверх. У него появилось странное предчувствие, точнее не до конца понятное желание — ему не хотелось отдаляться больше, чем на пару сантиметров от Вероники.

— Пыталась маме рассказать — она восприняла как шутку.

— А отцу? — Никита посмотрел Нике в глаза. Вот оно — радужка сузилась.

Вероника отвела взгляд. Она уже несколько минут чувствовала, что подобный вопрос вот-вот прозвучит. Он будет сформулирован так или иначе, но это будет тот самый вопрос, который она не хочет слышать, на который не хочет отвечать, но на который всё же почему-то ответит.

— Отцу я уже три года как ничего не могу рассказать. Он погиб.

Матвей Тимофеевич чувствовал, что промёрз до костей. Пришлось заставить себя потоптаться на месте. Ощутив, что кровь прилила к ногам, профессор снова замер. Он уже полчаса стоял неподалёку от небольшого строения, где ему была назначена встреча. Но он не спешил заходить внутрь — думал, как лучше поступить.

Почти сутки Матвей Тимофеевич вынашивал план мести. И он получился неплох. Ой, как неплох! Профессор решил стравить двух шантажистов между собой — поместить этих отвратительных кровожадных крыс в одну банку и наблюдать, как они перегрызутся. Как одна из них, неважно, какая именно, прокусит горло другой, а потом Матвей Тимофеевич расправится с той, что останется в живых. А, может, выйдет ещё лучше — крысы загрызут друг друга.

По лицу скользнула кривая усмешка. Картина мести будоражила, доставляла физическое удовольствие. Со вчерашнего вечера профессор перестал стыдиться своих откровенно жестоких мыслей, он считал, что имеет на них право. Он полагал, что любой отец, переживший потерю сына, имеет право на самую глубокую ненависть и на самую жестокую месть.

Но неожиданно сын оказался жив. Жив! Он сам позвонил отцу. Это было странное чувство. Проститься с тем единственным, кто тебе по-настоящему дорог, упасть в бездну по имени Безысходность, из которой нет выхода, в которой нечем дышать, и вдруг — снова глоток свежего воздуха. Но выдох всё равно был с привкусом горечи. Мир вокруг не хотел становиться таким, каким был до страшного дня. Что-то в Матвее Тимофеевиче сломалось навсегда, что-то изменилось в его естестве в худшую сторону. Жажда мести осталась неутолённой, она по-прежнему жгла внутренности и выедала мозг. И Матвей Тимофеевич решился.

Он шёл быстро, насколько мог. Движения сделались уверенными и чёткими, что никогда не было свойственно грузному профессору. Через пять минут Матвей Тимофеевич уже был возле цели своего марш-броска, ветхой крошечной постройки, такой же старой, как и её владелец. Профессор поднялся на крыльцо и постучал в дверь.

— Входи, толстяк! — послышалось изнутри. — С чего это ты решил, что можешь позволить себе опоздание?

— У меня была причина, — стараясь придать голосу услужливую интонацию, пропел Матвей Тимофеевич, заходя в помещение.

— Интересно-интересно, — хмыкнул тощий хозяин строения, — что за причина? Нашёл информацию?

— Почти…

— Не юли, — злобно сверкнув глазами, перебил собеседник.

Он встал с видавшего виды кресла и, подойдя поближе к гостю, который перетаптывался на пороге с ноги на ногу, гаркнул:

— Ну?

— Я не знаю, где её искать, но знаю того, кто её похитил, — промямлил в ответ Матвей Тимофеевич.

— Да ну? — скрипуче рассмеялся старик, — и кто же он?

— Один из твоих давних партнёров…

— Вот как, — лицо старика перекосил звериный оскал, — значит, нож в спину. Что ж — это на него похоже. Кстати, откуда тебе известно?

— Он пытался меня шантажировать, и проговорился, что следил за мной в ту ночь.

— Надеюсь, тебе хватило ума не проболтаться, на кого ты сейчас работаешь? — подозрительно прищурился хозяин.

— Конечно! — торопливо выпалил Матвей Тимофеевич.

— Это хорошо, — кивнул старик и снова вернулся в своё потёртое кресло, которое приняло в объятия костлявого хозяина с жалобным скрипом.

— Поступим так. Будешь у нас двойным агентом, — старик притворно рассмеялся. — Слышишь, толстячок, двойным агентом. Справишься?

— А куда ж ты денешься, — не дав ответить, продолжил он. — Да ты не бойся. С тобой и твоим щенком ничего не будет, пока ты со мной. Я люблю работать чисто. Обойдёмся без жертв, если сделаешь всё как надо.

— Сделаю, — подобострастно кивнул профессор.

— Твоя задача подыграть прохвосту. Пусть думает, что ты согласился на него работать. Доложишь мне потом, что он хочет от тебя. Ну, и не забывай главного задания, — старик понизил голос до зловещего шёпота, — найти информацию.

Матвей Тимофеевич вышел на улицу с улыбкой на лице. Он был доволен своей актёрской игрой. План по стравливанию двух крыс запущен. Точнее, первая его часть. Теперь необходимо было посетить второго крысёныша. А дальше они всё сделают сами. Нужно будет только вовремя отскочить в сторону, чтобы не оказаться меж двумя дерущимися зверьми. Гораздо приятнее будет наблюдать за схваткой ядовитых клыкастых грызунов-мутантов со стороны.

Вероника зашла в свою комнату, сбросила на ходу куртку и, плюхнувшись на кровать, уткнулась лицом в подушку. Она не плакала. Слёз не было. Слёзы — это слишком просто… Она думала, что уже смирилась. Что боль не будет снова так безжалостно рвать на части, выворачивать наизнанку, выкручивать натянутые нервы.