Анна Данилова - Если можешь – прости

Евгений Александрович Лазарев тоже мечтал о Таисии, но не в качестве жены, поскольку в то время еще был прочно женат и не собирался ничего менять в своей семейной жизни, а любовницы. Но полгода тому назад в его жизни произошло одно событие, которое заставило его по-другому взглянуть на многие вещи, в частности на женщин. Случайно познакомившись на выставке своего приятеля-художника с совсем молоденькой девушкой Паолой, тоже художницей, наполовину итальянкой (ее мать была итальянкой, проживающей в Риме, а отец – русским бизнесменом, живущим на две страны), он влюбился в нее так, что просто потерял голову. Паола была моложе его почти на тридцать лет, просто девочка. Высокая, стройная, с длинными, ниже пояса, русыми прямыми волосами, веселая, румяная, с чудесной белозубой улыбкой, раскрепощенная, совершенно без комплексов, она покорила Лазарева, заставила его сердце биться в ее ритме. Они стали встречаться, он приезжал к ней в мастерскую, расположенную в Большом Ордынском переулке, где, вдыхая запах красок и скипидара, он словно вдыхал саму жизнь. Обладание такой свежей молодой девушкой сильно изменило его жизнь, ее внутренний распорядок. Он стал много часов проводить с Паолой, резко сократилось число его клиентов. Чтобы провести с молодой любовницей больше времени, ему приходилось даже отказываться от беспроигрышных, обещавших хорошие гонорары, дел.

Жена, увлеченная собственным маленьким бизнесом, связанным с производством бижутерии, была, как ему казалось, только рада, что муж закрывает глаза на ее частые поездки за границу, что не требует ее постоянного присутствия дома, дочери, уже взрослые девушки, заканчивали свое обучение в Англии, а потому не могли видеть некоторые очевидные вещи, происходящие с их отцом и свидетельствующие о том, что у него появилась другая женщина.

И вдруг этот визит Таисии! За несколько минут она выдала ему такое количество информации, что он с трудом осмыслил ее. Миша жив. Иванов, оказывается, убил его родителей и собирался убить Мишу (ну, об этом и так все догадывались). Иванов изнасиловал Таю. Тая с подругой разработали план, как, убив Иванова, вернуть ресторан Мише. План дерзкий, сумасшедший, обреченный на провал. Но глядя в глаза Таисии, он понимал, что она, пережив страшное унижение, уже не остановится, пока не прибьет своего мучителя, а потому остановить ее все равно не удастся. Так почему бы им, этим девушкам, не помочь? Тем более что Иванов, уверенный в себе бандюга, уж точно не ждет никакой мести от хрупкой певицы Таисии. А потому, увидев нацеленный ему в лицо пистолет, может, растеряется да и подпишет купчую. Чем черт не шутит?

Понимая, что в случае смерти Иванова, когда ресторан вернется Мише, и его, адвоката Лазарева, не забудут, что наверняка отстегнут приличную сумму, он демонстративно отказался от гонорара. Он знал такой сорт людей – такие, как Таисия или Миша Зелькин, люди благодарные и умные, а потому надо с ними просто вести себя по-умному, чтобы его не заподозрили в алчности.

Конечно, работа предстояла немалая – найти в нотариальной базе данных последнее свидетельство на собственность и восстановить все документы на Мишин ресторан, чтобы на их основе составить новый пакет документов. Если постараться, то за пару дней можно все провернуть. Приятелю-нотариусу заплатить сразу же, у него свои принципы, и по-другому он не работает. Что ж, он-то рискует больше остальных, это его персональная печать нотариуса будет стоять на купчей, дожидаясь подписи продавца, то есть Иванова (потенциальной жертвы женской расправы). И когда по поводу его убийства будет заведено уголовное дело, то эта купчая непременно всплывет, как документ, имеющий косвенное (а может быть, и прямое) отношение к преступлению. Но если Иванов перед смертью все же успеет поставить свою подпись, то с нотариуса и взятки, что называется, гладки. Но неужели Таисии до сих пор не пришло в ее разгоряченную местью голову, что первым подозреваевым (заказчиком ли, исполнителем, заинтересованным лицом) будет ее любезный, воскресший из мертвых, Миша Зелькин?

Поздно вечером Лазарев пил чай в своем кабинете, на его столе лежала папка с подготовленными документами на Зелькина, он собирался было уже звонить Таисии, когда в дверь офиса позвонили. Он подошел, заглянул в глазок и увидел человека, при виде которого ему стало плохо. Невзрачный, с удивительно спокойным бледным лицом человек в черной вязаной шапке. Митя Плющ. Правая рука Мясника, его закадычный друг, который после смерти известного киллера исчез, как в воду канул. В свое время Лазарев оказывал Мяснику кое-какие услуги, и ему всегда хорошо платили. Однако все эти люди, от которых реально пахло кровью и порохом, вызывали у адвоката чувство страха, словно расплатившись за его юридические услуги, им ничего не стоило пальнуть и ему в спину.

Не открыть дверь Мите Плющу Лазарев не мог.

– Ты подготовил документы на Зелькина? – спросил Плющ, не сводя с Лазарева немигающих глаз.

Не лицо, а маска какая-то, подумал Лазарев, предлагая посетителю пройти в свой кабинет. В этот час (время подходило к девяти, и за окном в темноте кружились снежинки) в конторе уже никого не было.

Скромно одетый, мало чем отличавшийся от бомжа Плющ, прошел и сел в кресло напротив письменного стола, сдвинув по-женски плотно ноги с худыми коленками, обтянутыми синими джинсами.

– Откуда тебе известно про Зелькина?

– Спрашиваю, значит, знаю, – ответил Плющ. – Вот!

Он протянул копию паспорта на имя Ольги Михайловны Берглунд.

– На нее сделаешь ресторан и завтра вечером принесешь туда, куда тебе скажут. Там, где нужна ее подпись, оставишь пустое место.

– А подпись продавца? Иванова?

– Тоже оставишь пустой, он подпишет.

– Но как? Что вообще происходит? Что с Таисией?

– Делай, как тебе говорят, и жди звонка.

– От кого?

– От Таисии или Виолетты. Отвезешь им документы. Они скажут адрес. Оставишь на пороге и уйдешь. Позже тебе заплатят, сколько нужно.

Сказал и ушел. А может, испарился, дымной змейкой вылетел в раскрытую форточку…

Всю ночь Лазарев переделывал документы и страдал из-за невозможности отвечать на звонки Паолы. Она звонила ему, присылала сообщения, закидывала разными смайликами, рожицами, потом написала ему письмо на электронную почту. В ее вопросах звучала тревога, она не понимала, где он, и почему не отвечает. Но не злилась, страдала и любила.

И только под утро она угомонилась, улеглась (как представлял себе Лазарев) в свою кроватку, укрылась теплым одеяльцем из ламы и заснула.

Куда он влипал и втягивал приятеля-нотариуса, он не знал, но, достав из сейфа пачку банкнот, готов был заплатить ему за работу. Зная его характер, он знал, что тот за наличные оформит любую купчую, хоть на самого дьявола. Здесь же надо было оформить ресторан на какую-то бабульку, старую еврейку, гражданку Швеции. Плевое дело!