Анатолий Афанасьев - В объятьях олигарха

— Я тебя не звал, Истопник, — произнес он на странной смеси английского с татарским, — но если пожаловал, объясни, чего хочешь?

— У тебя мой человек, генерал, — ответил Истопник по- русски, что само по себе было неуважением к собеседнику. На варварском языке общались между собой лишь плебеи — согласно указу Евросоюза 2013 года. — Отдай его мне.

— Я слышал, ты смелый человек, и теперь вижу, это не досужие домыслы. Но разве ты не понимаешь, в каком положении находишься?

— В каком же?

— Подам знак — и от тебя и твоих псов останутся только ошметки.

Истопник оскалил зубы в замогильной улыбке.

— Возможно, и так, генерал. Но дом заминирован. Одно неверное движение, и похоронной команде тут нечего будет делать. Я умру легко, а ты, генерал?

— Блефуешь?

Истопник обернулся, оставшийся за столом Жорик Сверло добавил громкости в передатчик, и зал наполнился громким хрипловатым тиканьем, хорошо знакомым большинству присутствующих. От зловещего звука много сердец погрузилось в обморочный спазм. Морок близкой смерти затуманил десятки глаз. Эти люди пришли в эту страну не погибать, а царствовать и делить остатки добра. Для них надвигающийся взрыв был такой же неожиданностью, как если бы начался всемирный потоп. Исчезли стволы, потухли зрачки электронных приборов. В зловещей тишине слащаво затараторил мэр Зашибалов:

— Ну что ты, Димыч, в самом деле, разбушевался некстати. Портишь праздник. Никто тебя не трогает. Генерал готов обсудить твою просьбу в спокойной обстановке. Разве не так, господин Анупряк–оглы?

Хуже всего, конечно, было генералу. На глазах у своей своры он терял лицо. Естественно, Анупряк не собирался подыхать от руки обезумевшего аборигена, но его воинский дух был уязвлен до такой степени, что он вдруг ощутил непомерную усталость, напугавшую его больше, чем угрозы дикаря. Будто из него выкачали всю силу помповым насосом, и он почувствовал себя маленьким и дохлым, как выброшенный на сушу акуленок, совсем недавно резвившийся в морских глубинах. На скулы генерала выпрыгнули коричневые желваки, хранившие в себе остаток энергии, жалкий остаток.

— Это не просьба, — уточнил Истопник из–под маски мертвяка. — Это деловое предложение. Вы мне мальчишку, я вам всем помилование.

Очередной удар по самолюбию не достиг цели. Генерал лишь пожал плечами.

— Зачем тебе этот слизняк? — спросил без интереса. — Он не имеет никакой ценности.

— Об этом предоставь судить мне самому, — возразил Истопник. — Я же не спрашиваю, зачем ты явился в мой город.

— Ты знаешь, в чем его обвиняют?

— Глупости. Мальчишка закодированный, он не способен к сопротивлению.

— Он государственный преступник. Если его отпущу, как объясню командованию?

— Не блажи, генерал. Я не торгуюсь. Десять секунд на размышление, и я взорву эту чертову мельницу.

— Пожалуйста, — забормотал Зашибалов. — Господин генерал, прошу вас! Этот человек безумен, вы же видите. Он сделает, что говорит. Отпустите щенка. Завтра его опять поймаем.

— Зиновий! — Истопник посмотрел на него озадаченно. — Неужто так боишься подохнуть?

— Конечно, боюсь. Не вижу в этом ничего зазорного. Ты не боишься, потому что на самом деле давно умер. А я живой. У меня в Штатах две жены и трое детей. Как их бросить?

— Ты же бесплодный, Зиновий, — еще больше удивился Истопник. — Откуда дети?

— Какое это имеет значение? Они есть, и я несу за них ответственность. Для тебя это дико звучит, ты никогда не бывал в цивилизованных странах. Там принято заботиться о своем потомстве.

— Чудны дела твои, Господи, — произнес Истопник и обернулся к Анупряку–оглы. — Десять секунд истекли. Дайте ответ, генерал. Пожалейте Зиновия, он сейчас заплачет. Такого преданного пса вы больше не сыщете.

— Чистая правда, — торжественно подтвердил Зиновий Германович. — Господин генерал, умоляю. Сегодня же приведу десять других Климовых. Они будут ничуть не хуже, и все как один — враги свободного мира.

— Не врешь?

— Как можно, ваше превосходительство? Плюс — с меня в подарок десять «матрешек».

— «Матрешки» зачем? Их вон здесь сколько. Захочу — всех возьму без твоего подарка.

— Мои особенные, герр генерал. Разнузданные. Вы таких еще не пробовали.

— Где их прячешь?

— Их подращивают. По новой методике господина Брауна из Филадельфии. В некотором роде опытные экземпляры. Не пожалеете, герр генерал.

Истопник потерял терпение и медленно начал поднимать правую руку. Секрет воздействия маски мертвяка состоял в том, что рискнувший примерить ее на себя делал это с открытой душой и не испытывая никаких сомнений Истопник их не испытывал и в своем обычном облике. Ступив один раз на тропу войны, он больше с нее не сворачивал и спокойно жил приговоренным. Его ничуть не волновало, куда он сам попадет после крохотного ядерного взрыва — в ад или в рай. Главное — психологический эффект. Жители Раздольска его боготворили, но это ничего не значило. Оболваненных, их с места не сдвинешь, хоть кол на голове теши. Зато превращенный в легенду он потянет их за собой, собьет в колонну и бросит на Москву. Их всех перебьют по дороге, но это тоже второстепенный фактор. С чего–то надо начинать борьбу, разумнее всего начинать ее с собственной героической гибели.

Зашибалов истошно взвизгнул, скакнул козликом и повис у него на руке. Анупряк–оглы, будто просветленный, поспешно произнес:

— Хорошо, хорошо, не торопись… Пойдем поглядим, что за диковинное существо, из–за которого ты готов на такие издержки.

— Пойдем, — согласился Истопник, не радуясь полученной отсрочке. — Только не хитри, генерал. Ультиматум действует до первых петухов.

В пыточной комнате они застали чудную сцену. Отключенный от «Уникума» Митя Климов резался в карты с двумя талибами–миротворцами. Все трое так увлеклись игрой, что не сразу заметили генерала со свитой. Голубоглазый худенький руссиянчик показался Анупряку–оглы чем–то вроде козявки, спрыгнувшей с гнилого древесного листа. Он обрадовался возможности разрядить скопившуюся в сердце злобу.

— Нарушение воинской дисциплины! — рявкнул с порога, уже грея в ладони рукоятку пневмопушки. — Четвертая континентальная поправка. Расстрел на месте.

Ахмет и Ахмат, только что удачно сбросившие по взятке, ухватились за собственные «шмайсеры», но это было все, что они успели сделать. Сверкнули две голубые вспышки, и в туловищах того и другого образовались отверстия размером с чайное блюдце. Из дыр с обугленными краями на пол посыпались зеленовато–бурые кишки и хлынула черная кровь.

— Так–то, голубчики, — услышали они напоследок напутствие генерала. — Будете знать, как самовольничать.

Расправа, принесшая удовлетворение военачальнику, никого особенно не смутила. Ничем не примечательный, рутинный эпизод. Тем более что все очевидцы, в том числе и Митя Климов, съежившийся на стуле до размеров чесночной головки, понимали, что Анупряк–оглы поступил по справедливости. Его бойцы не только нарушили четвертую поправку (смертная казнь за неповиновение), но и переступили еще одну строжайшую инструкцию, гласившую, что обоюдовыгодный контакт с государственным преступником возможен лишь в присутствии члена миротворческой администрации. Обуянные алчностью талибы зашли слишком далеко, что подтвердит или опровергнет служебное расследование. Если комиссия признает, что бойцы действовали в рамках провокационного эксперимента, они будут реабилитированы и их семьи получат соответствующую компенсацию.