Руслан Белов - Кол Будды

- Дар предвидения я не покупал в Казачьей лавке. Он свыше, как я уже говорил. И я не могу поставить его с ног на голову.

- Дар, дар, - передразнила она. - Ну, скажи тогда, что будет со мною вечером? Или завтра?

- Вечером и в ближайшую жизнь все будет не с тобой, а с нами. А себе, ты же слышала, я гадать не могу. И не хочу. Ну, представь, что я в приступе одиночества нагадаю себе Синди Кроуфорд в жены? Или смерть от амазонского крокодила? Или от тебя в приступе ревности? Представляешь, сколько мороки и неприятных мыслей падет на мою голову? Зачем они мне? Пусть крокодил дожидается своего часа, но я его ждать не буду.

- Изворотливый ты! Слушай, а что ты тетке той наговорил, ну, там, в Утрише? Она чумная вся от тебя ушла.

- Ты ее видела? - Смирнов стоило труда не смотреть в вырез Наташиной кофточки.

- Да. Я покупала салфетки в киоске, а милиционер, старшина, говорил одному мужчине, на тебя посматривая, как на чудо, что ты на двадцать лет вперед видишь, и тетке нагадал такое, что она умом на фазу сдвинулась.

- Да так, ничего особого я не говорил. Просто увидел у нее серьезную болезнь, и мужу ее хвост накрутил.

- Ты мужу сказал о болезни, не ей?

- Да. Отдыхать ведь приехала... Не хотелось ее печалить.

- Ты добрый, да?

- Бывает иногда...

Он помолчал, глядя испытующе. И сказал:

- Слушай, давай, остановимся на привал? Тут невдалеке есть щель. Уютная, с ручейком.

- Уютная, с ручейком? - улыбнулась она.

- Да. Очень хочется остановить время.

- Давай, остановим. Только не торопись, ладно? - посмотрела красноречиво.

- Кто знает жизнь - не торопится, - изрек он и, подняв рюкзак, жестом попросил продолжить путь.

28.

Щель была не самая лучшая, но для ночевки вполне годилась. Поставив палатку в ее глубине (чтобы не увидели люди Олега), они пошли купаться, и он был пленен женщиной окончательно. Фигурка у нее была притягательно женственной, такой, что у него, шедшего сзади, задерживалось дыхание. И руки, и ноги, и животик и все остальное изводили его мужской взгляд и переворачивали все внутри.

- Слушай, я не могу на тебя без паники смотреть... - сказал он, когда они бок об бок легли на песок. - Ты такая... Давай, на ночь ты меня фалом свяжешь?

- Какая я? - заулыбалась женщина.

- Когда на тебя смотришь, то понимаешь, что все жизненное зло - это мелочь. Ты перевешиваешь все мирское зло. Тебя надо отправить в психушку для неудачливых самоубийц и им показывать. Я уверен, ты бы всех их вылечила.

- Спасибо за психушку. Ты что, и в самом деле влюбился?

- Да нет... Пока нет. Просто я приоткрыл дверь и увидел мир, к которому стремился всю жизнь. Да, увидел мир, но пока не знаю, настоящий он, или просто все это декорации, хорошо сделанные, но декорации, декорации какой-то неизвестной мне пьесы.

- Нет, ты знаешь...

- Да, знаю, и потому не спешу входить...

Наташа придвинулась, и он почувствовал ее тело. Ее сладкое бедро. Лезвием пронеслась мысль: "Наброситься? Целовать? Шептать "люблю"?" И плугом прошла другая: "Нет, постою еще на грани. Лучше стоять на этой прекрасной грани жизнь-любовь, чем падать в пропасть и видеть внизу кости. Видеть кости, потому что на дне всех пропастей - кости.

Но он не смог не ответить на прикосновение тела. Посмотрев на женщину она ждала ответного хода - потянулся губами к ушку.

Она его придвинула.

Как только он прикоснулся к мочке, прикусил, потеребил губами, случилось нечто такое, что выходило за рамки каких бы то ни было приличий.

Был конец дня.

Солнце тянулось к горизонту.

Метрах в пятидесяти разлагались нудисты.

И вдруг любовь, забывшая все на свете, любовь, взорвавшаяся гранатой, и отбросившая все в никуда.

Когда солнце, море и нудисты вернулись на места, Евгений Евгеньевич был счастлив, был богом. Он смотрел в голубое небо и почему-то думал о мосте Святого Лодовико. Голова Наташи лежала у него на груди, и он знал: она счастлива, ей хорошо, потому что он дал ей что-то хорошее.

То, чего у нее никогда не было. Он знал, что она сейчас лежит и смотрит в голубое небо и думает, сможет ли она прожить теперь без всего этого. Подспудно, чисто по-человечески, ему хотелось приподнять голову и посмотреть ей в синие глаза, посмотреть и увидеть, к чему она склоняется. Но он не приподнял головы и не посмотрел, потому что знать будущего ему не хотелось.

Наташа повернула голову, он приподнялся. И они увидели в глазах друг друга совершенно сказочный Present Continuous Tens. Настоящее продолженное время.

- Давай устроим праздничный ужин? - предложила Наташа, пригладив ему брови. - У нас ведь праздник?

- Давай, - обрадовался Смирнов. - Только знаешь, мне сначала надо реализовать одну свою дурную наклонность.

- Какую?

- На каждой стоянке я убираю пляж на сто-двести метров в обе стороны. Ненавижу эти пластиковые бутылки! Они меня оскорбляют.

- А почему ты считаешь это дурной наклонностью?

- Я этим выделяюсь из общей массы и как бы становлюсь над ней. А это многими считается дурной наклонностью. И я, в общем-то, с ними согласен.

- Интересно... Ты, что, надо всем думаешь?

- Ты что имеешь в виду?

- Ну, ты ведь думал, перед тем, как назвать это дурной наклонностью?

- Конечно. Я думал, дурная ли это наклонность или просто у меня анальный тип личности - есть в психоанализе такой интересный тип, не связанный, кстати, с гомосексуализмом. А вообще ты права - если над всем думать, свихнуться можно. Ну ладно, хватит теорий, я пойду, это недолго.

- Ты что, жечь их будешь? Они же коптят? Не хочу копоти!

- Нет, не буду, это опасно. При горении пластика выделяется диоксин. Я буду их плавить вечером, когда ветер будет в Турцию.

Поцеловав Наташу в губы, он нашел изорванный пластиковый мешок и пошел с ним по пляжу. Через двадцать минут он был чист в обе стороны на пятьдесят метров, а в стороне от устья пляжа терпеливо ждали аутодафе опустошенные пластиковые бутылки, изувеченная обувь, и прочая береговая нечисть.

Эдем был почти готов.

29.

Вернувшись в лагерь, он принялся разбирать свой рюкзак. Наташа, готовившая салаты из консервов, с любопытством разглядывала его вещи.

Один за другим на свет появились:

Целлофановая пленка.

Полутора литровая бутылка с вином.

Ласты. В одной из них - "резинка" на восемь крючков.

Маска. Трубка.

Полкило картошки в рваном целлофановом пакете. Помидоры. Кабачок.

Банка говяжьего паштета.

Колечко полукопченой колбасы.

Топорик на деревянной ручке.

Бульонные кубики в пакете.

Книга с паспортом.

Тонкое байковое одеяло. Свитер, джинсы.

Другая бутылка с вином. Литровая. Пакет с бельем и рубашкой.

Белая пластмассовая коробка со всякой всячиной. Аптечка в целлофановом пакете.

Закопченная кастрюлька. Алюминиевая ложка.

Пластмассовая кружка со знаком "Рыб".