Йозеф Несвадба - История золотого Будды

— В этом я не разбираюсь, — поднялся Красл. — Я не рабочий… — Он поправил белый воротничок. — Прощайте!

Итак, либо Альбина ошиблась, либо все специально выдумала. Шойе не мог поругаться с Павлатой перед стачкой, потому что вообще не был тогда в Свагове. То ли с ним ссорился другой немец, то ли все это вымысел, которым Альбина хочет от кого-то отвлечь внимание Красла. Но от кого и почему? И чего ради она целыми днями валяется в постели, как полумертвая? Почему никто из поселка ей не поможет? Красл с детства помнил, как соседи всегда помогали друг другу. Когда у него умерли родители, им по очереди занимались все в поселке, пока его не увезли в сиротский приют. Альбина тоже теперь осиротела. Осиротела, а к ней никто ни ногой. Странно…

Обратная дорога на Свагов показалась бесконечной. Красл решил прекратить розыски и отдать деньги на памятник Альбине. Или лучше они вместе закажут этот памятник — совсем скромный, каменный крест с именем. «Большего Павлата не достоин, — решил про себя Красл. — Потом вернусь в Прагу и доложу обо всем доктору. Дальше его забота, у него связей и прав побольше, чем у простого учителя. А мне тут и погореть недолго».

Увы, человек от рождения любопытное существо и не любит нераскрытых тайн! Вернувшись в Свагов, Красл пошел вовсе не на постоялый двор, чтобы отдохнуть перед отъездом, а оказался перед домом Павлаты. Наступила ночь. Но бабка напротив все торчала в своем окошке. Что же, она всегда там?

— Это уж точно. Ведь у меня нет обеих ног, ваша милость… — старуха показала на специальное сиденье, приделанное прямо к низу окна.

— Это машина виновата.

— Выходит, тут от вас и мышь не спрячется? — спросил Красл, волнуясь. — Вы сидели тут и когда шли демонстранты?

— Обязательно! Хоть покричала вместе со всеми, раз уж не могу идти. Ног-то я лишилась у Риссига на фабрике. И не заплатили мне ни гроша…

Снова несообразность. Эта бабка просидела тут у открытого окна всю пальбу, и ничего ей не сделалось. А Павлата убит сквозь закрытые ставни.

— Послушайте-ка, бабушка, — начал Красл доверительно. — Не видели вы, не выходил кто-нибудь из дома Павлаты, когда стреляли?

Старуха только засмеялась.

— Что вы! Да этот трус с утра загородил двери, как будто ждал конца света. Болтун несчастный, а ведь верили ему! Слушали, как священника в церкви, а он, как до дела дошло, отсидеться решил. Это был перст божий, не иначе, сам архангел Гавриил ниспослал эту шальную пулю!

— Значит, вы никого не видели? И двери и окна были заперты?

— Ну да, пока Альбинка не выбежала: кричит, отца убили! Но тогда много было убитых. И надо было похоронить их с честью… — Бабка посерьезнела, проглотила слезу, стала говорить с трудом.

— Спасибо вам! — Красл быстро попрощался и поспешил в трактир.

У стола его уже поджидал староста.

— Так вот, пан учитель, нашли мы ваши могилки… — Сегодня он был гораздо более расположен к Краслу. — Вы уж не обессудьте, я думал вчера, что вы из газеты или из полиции, тут у нас много шатается подозрительных. Видно, в пражской полиции решили, что у нас тут опять бунт готовят. А у нас ничего такого и в мыслях нет, это я вам верно говорю.

— Что мне до этого? — отмахнулся учитель, заказывая копченую свинину с горохом. За день он порядком проголодался.

— Да ведь вы тоже, наверное, боитесь. Наших людей нужда организует. Кабы мы хоть раз в день могли поесть, как вы сейчас, нечего бы и бунтов бояться. Вы скажите об этом господам в Праге, может, поймут, коли им образованный человек скажет…

— Для этого я слишком малая персона, — усмехнулся Красл. Еда стала вдруг невкусной, горох горчил, свинина была слишком жирной.

— Скажите-ка мне, пан староста, были здесь у Павлаты враги?

— У Павлаты? — удивился староста, потом вопросительно взглянул на трактирщика.

— Друзей у него было мало, это так, — задумчиво произнес трактирщик, вытирая кружки. — Он только о себе думал. В карты проигрывать не любил, пивом соседей никогда не угощал. Только все читал проповеди, что надо помогать друг другу. Люди потом поняли — это он хотел, чтобы ему помогали.

— Ни с кем он не ссорился? Может, кто хотел от него избавиться?

— Да нет, где там, — заверил его староста.

— У нас нет всяких там головорезов, пан учитель, — решительно поддержал трактирщик и так энергично поставил кружку на прилавок, что все соседние звякнули. Трактирщик был здоровым верзилой, а когда хмурился, сам походил на головореза.

— Здесь у нас люди приличные, а в Праге пусть пишут в своих газетах что хотят!

— Да ведь пан учитель — наш земляк, он из Свагова родом!

И староста снова заговорил о могиле родителей, предложил пойти туда прямо сейчас.

— Как, ночью? — поразился учитель.

— А вы что, боитесь? Мне в другое время некогда. Я на работе с утра до ночи. А одному вам не найти. Кладбище у нас переполненное. На нашей фабрике люди из самой Силезии спину гнут, не отсылать же покойников в такую даль?

Когда они вышли на улицу, староста заговорил снова:

— Знаете что, я не хотел говорить при трактирщике, он человек горячий, чуть что, ругается. Жена от него с сыном сбежала, дерется, говорят, до крови. У Павлаты, правда, был один недруг. Голан зовут, Ярек Голан.

— Не помню такого.

— Господи, да ведь он мальчишка, недавно из армии. Служил где-то в Тироле. Нездешний он, приехал с моравскими парнями, что поселились наверху, у Большого Холма. Едва огляделся, тут же стал бегать за Альбинкой. Ну, старик и рассвирепел: дочка-то одна, выйдет замуж, некому хозяйство вести. Два раза он из дому выгонял Голана, три раза на людях позорил. Говорят, поругались они не на жизнь, а на смерть. Люди много чего говорят… А сейчас свернемте-ка налево, кладбище у нас почти в лесу. Не помните небось?

— Где живет этот Голан? — спросил Красл.

— В тюрьме.

— Что-о?

— Да ведь он был из главарей стачки. Его взяли в первый же день. Четырнадцать месяцев дали, хотя ничего не доказали. Подкупили свидетелей, чтобы против на суде выступили. Говорят, одному мужику из красильни аж триста золотых заплатили, а он об этом на суде возьми да и брякни! И думаете, Риссигу было чего? Голана все равно засудили, а о лжесвидетельстве никто и не вспомнил! Такой был суд.

— Но он не шел в первых рядах…

— Почему вы так думаете?

— Раз живой остался и невредимый, значит, был где-то сзади.

— Может быть, и так, я сам, правда, тоже сзади шел, но его не видел.

— Наверное, ему удалось скрыться, когда начали стрелять. Послушайте, пан староста, очень вам благодарен, но завтра я отыщу могилу родителей сам. Сейчас у меня неотложное дело…

И Красл нырнул в темноту, оставив старосту в полном недоумении.

Красл торопился к дому Павлаты, на ходу обдумывая новую идею. Тот, кто убил Павлату, должен был заранее знать, что на демонстрации будут стрелять и выстрел из револьвера никто не заметит. Голан, конечно, знал, что солдаты не станут обниматься с демонстрантами. Если он хотел избавиться от Павлаты, демонстрация давала ему отличную возможность. Но как ему удалось незамеченным проникнуть в лавку? Этот вопрос и погнал сейчас Красла к домику Павлаты. Через ворота Голан войне не мог: его увидела бы старуха из дома напротив. Мог пройти через сад, но там как раз Альбинка отвязывала собаку. Оставался один путь — через забор, отделявший дом от сада. Но забор высокий, двухметровый да еще сверху вмазано битое стекло. Разве перелезешь не порезавшись?..