Ханс Лалум - Люди-мухи

Я перебил ее невеселые мысли вопросом, как она предлагает наконец закончить дело. К моему облегчению, она ответила мне гораздо более самоуверенно:

– К сожалению, некоторые жильцы дома двадцать пять по Кребс-Гате в день убийства видели что-то… вернее, кого-то, о ком, по разным причинам, не желают нам рассказывать. Необходимо все выяснить и устранить нескольких потенциальных подозреваемых. В идеале у нас останется единственный кандидат. Вот как мы поступим: завтра ты поедешь на Кребс-Гате со своим табельным оружием и двумя парами наручников. Сообщи, как только приедешь на место, и я скажу, с кем поговорить в первую очередь и какие задать вопросы. Либо после ответов тебе станет предельно ясно, кто убийца, и тогда ты немедленно его арестуешь, либо тебе придется перейти в следующую квартиру и задать новые вопросы. Снова звони мне, если у тебя появятся сомнения, что делать или что спрашивать.

Я посмотрел на нее недоверчиво:

– Сколько же квартир мне придется обойти, прежде чем я найду убийцу?

Патриция, словно извиняясь, пожала плечами:

– В худшем случае пять. В каждой из них может находиться убийца или, по крайней мере, человек, который утаивает важные сведения.

Я был очень рад, что мы вот-вот схватим убийцу, хотя предложенный Патрицией план мне не слишком понравился. Неожиданно в голову мне пришла интересная мысль, способная резко продвинуть дело, и я со смехом возразил:

– Все, что ты предлагаешь, довольно сложно. Кроме того, странно, когда ведущий дело следователь перед каждым следующим шагом консультируется по телефону с неизвестным другом. Допускаю, что завтра на месте преступления меня ждут разные сложности и партии, но давай сделаем одну практическую поправку…

Патриция бросила на меня настороженный взгляд. Впервые я очутился в игре на шаг впереди ее, и ей, как мне показалось, стало не по себе.

– Тебе придется поехать со мной!

Едва я произнес эти слова, дрожь сотрясла худенькую фигурку Патриции. Она долго смотрела на меня в упор из своего инвалидного кресла, не произнося ни слова. Я поспешил объяснить:

– Пойми, так не только лучше для всех. Твое присутствие совершенно необходимо. Могут возникнуть разные ситуации, и у меня просто не будет времени для того, чтобы звонить тебе по телефону. Более того, это вполне осуществимо практически. Андреасу Гюллестаду удается передвигаться по дому в своей инвалидной коляске, а ты чем хуже? Возьми с собой блокнот и ручку; скажем, что ты – моя секретарша, которая недавно получила легкую травму. Неужели тебе самой не хочется оказаться на месте событий и своими глазами увидеть людей, о которых ты столько думала всю прошлую неделю?..

Патриция долго сидела молча, что было для нее нехарактерно.

– Дело в том, что мне очень трудно придумать веский контр аргумент, – с серьезным видом произнесла она наконец. Потом к ней вернулась всегдашняя самоирония, и она горько усмехнулась: – К тому же у меня все равно нет других предложений на уик-энд… Хорошо, я поеду с тобой!

Я порывисто протянул руку, пока она не передумала. Рука Патриции дрожала, но была теплой и живой. Когда я добавил, что сначала ей, наверное, придется спросить разрешения у отца, она криво улыбнулась и заметила, что «предок» и так все время советует ей чаще куда-нибудь выбираться. Кроме того, он уже не вправе решать за нее, куда ей идти и с кем. Впрочем, она обещала «сообщить ему то, что ему необходимо знать».

Патриция настояла на том, чтобы я заехал за ней в машине без опознавательных знаков полиции. В ответ на мой вопрос, почему так важно последнее, она хихикнула и пояснила: если горничные и соседи увидят, как ее увозят в полицейской машине, они наверняка закатят вечеринку от радости… Вскоре она снова посерьезнела.

– Пожалуйста, поставь у входов в дом двух надежных вооруженных полицейских. Я по-прежнему не до конца уверена в том, кто убийца, но не сомневаюсь, что он или она – в высшей степени хладнокровная личность, способная на все. Не забывай: мы не только не арестовали убийцу, у нас также пока нет и орудия убийства…

На это нечего было возразить.

Иоаким Олесен по-прежнему казался мне самым вероятным кандидатом. На втором месте шла Сара Сундквист, хотя мне очень не хотелось верить, что убийца – она. Я не понимал, почему Патриция так настаивает на охране самого дома, ведь убийца не обязательно находится в нем!

– А давай я попрошу племянника и племянницу Харальда Олесена приехать в дом двадцать пять по Кребс-Гате, – предложил я. – Так сказать, увеличим шансы на счастливый исход дела… Пусть подождут в подъезде или в квартире сторожа на тот случай, если понадобится с ними поговорить.

Патриция ненадолго смутилась и вдруг снова расхохоталась:

– Теперь я понимаю, что ты имел в виду. «Счастливый исход» – как замечательно ты выразился! Да, пожалуйста, позови их! Кто знает, возможно, у нас появятся вопросы, ответить на которые способны только они. И с эстетической точки зрения меня все устраивает. Мы как будто поиграем в Пуаро: перед арестом соберем всех оставшихся в живых!

Мне показалось, что скрытная Патриция думает о том же, о чем и я, и подозревает племянника. Мы оба пришли в хорошее расположение духа и быстро условились, что я заеду за ней в половине двенадцатого, а в дом номер 25 по Кребс-Гате мы попадем самое позднее в полдень.

Выходя, я не сумел сдержаться и задал последний вопрос:

– Ты уже решила, с какой квартиры мы начнем завтра?

Ответ был таким, какой я и ожидал, но не тот, на который надеялся.

– По-моему, стоит проверить, что Сара Сундквист скажет в свое оправдание на этот раз.

Возможно, она заметила разочарование на моем лице, так как быстро продолжила:

– Многое зависит от того, что она нам скажет и чего хочет, но ясно одно: завтра все будет кончено.

Свои надежды я унес с собой в темноту. По пути я заехал в тихое полицейское управление и сделал три кратких телефонных звонка. Первым делом я позвонил Сесилии Олесен, которая, как мне показалось, обрадовалась, услышав мой голос. Она еще больше обрадовалась, когда я сказал, что Даррел Уильямс вернулся и мы надеемся закрыть дело за выходные. Конечно, она сразу же и с воодушевлением согласилась на мою просьбу приехать на место преступления назавтра без четверти двенадцать.

Конечно, куда больше меня волновала реакция ее брата, Иоакима Олесена. Он говорил сдержаннее и отнюдь не радовался. Мне показалось, что он выдал себя, когда замялся и сказал, что в субботу должен готовить баланс для министерства. Я не сдавался: если он окажется в пределах доступности на последнем этапе следствия, будет лучше для всех. Он вздохнул, но уступил, заявив, что в таком случае он, конечно, выполнит просьбу полиции.