Том Смит - Колыма

Тот же день

Генрих, сам не свой от радости, крепче стиснул ручки пулемета. Вокруг него с грохотом разбивались о палубу волны, и ему казалось, будто он оседлал гигантского кита. Именно его храбрость не позволила зэкам вырваться наружу. За одну ночь он из труса превратился в героя! Чуть раньше, в надстройке, услышав шум схватки, развернувшейся между охранниками и заключенными, он укрылся в кубрике экипажа. Генрих видел, как мимо пробежал его новый друг Яков, но не сделал ничего, чтобы помочь ему, и остался на месте. И только уверившись, что заключенные потерпели поражение, что их загнали обратно в трюм и на корабле все спокойно, он рискнул вылезти из своего укрытия, запоздало осознав, каким опасностям только что подвергался. Уцелевшие члены экипажа обвинят его в трусости. Они возненавидят его так же, как ненавидели предыдущие охранники. Он вновь обрек себя на семь лет изоляции.

Генрих едва не сошел с ума от отчаяния, но тут ему внезапно представилась возможность искупить свою вину, когда раздались удары металла о металл. Он оказался единственным членом экипажа, который услышал, как заключенные пытаются выбить крышку люка. Они хотят захватить корабль с палубы. Крышка люка вряд ли выдержит столь яростную атаку. В обычных условиях ни один заключенный не рискнул бы прикоснуться к ней из страха получить пулю. Но во время шторма за пулеметной турелью никто не стоял. Воспрянув духом, Генрих покинул свое убежище в надстройке и побежал по палубе. Ухватившись за ручки пулемета, он прицелился и открыл огонь. Охваченный радостным возбуждением, он всадил вторую и третью очередь в крышку люка. Он останется здесь до тех пор, пока не закончится шторм. А те, кто находятся сейчас в надстройке и на мостике, станут свидетелями его беспримерного мужества. Если кто-нибудь из заключенных попробует вырваться наружу, если кто-нибудь из них вообще посмеет приблизиться к люку, он убьет их.

Стоя на мостике, Тимур едва не задохнулся от бешенства при виде тупости Генриха. Он не мог позволить ему вновь открыть огонь. Корабль чуть ли не по самую палубу сидел в воде, почти не слушаясь руля. Если в трюм попадет еще хоть немного воды, им конец. А шторм и не думал стихать. В отличие от других, Тимур знал, сколько забортной воды принял корабль, когда он распахнул внешние двери. Сначала он спас судно от заключенных, а теперь ему предстояло спасать его от охранника.

Сбежав по трапу, он внутренне подобрался, готовясь распахнуть дверь на палубу. В лицо ему ударили дождь и ветер, словно своим появлением он нанес им личное оскорбление. Он быстро захлопнул за собой дверь и пристегнулся к страховочному лееру. Пулеметную турель от двери надстройки отделяло метров пятнадцать чистой палубы – а это значило, что, если сейчас ударит волна, она с легкостью смоет его за борт. И страховочный леер вряд ли поможет – он будет барахтаться в море, словно наживка на крючке, а потом трос оборвется. Тимур мельком бросил взгляд на простреленный в нескольких местах люк. И вдруг что-то привлекло его внимание. Он вгляделся пристальнее и понял, что кто-то изнутри затыкает дырки тряпками. Генрих тем временем опять изготовился к стрельбе.

Тимур бросился бегом по палубе как раз в тот момент, когда над бортом вспухла очередная волна и с шипением устремилась к нему. Он прыгнул вперед, схватил турель обеими руками и развернул ствол в небо. Генрих выстрелил. Волны обрушилась на корабль. На мгновение ноги Тимура оторвались от палубы. Если бы он не держался обеими руками за турель, его смыло бы за борт. Вода схлынула, и он снова ощутил под ногами палубу. Рот и нос его были полны соленой воды, и Тимур закашлялся, отплевываясь. Придя в себя, он схватил Генриха за шиворот и яростно затряс его, как тряпичную куклу. Затем он оттолкнул его от турели, вырвал из пулемета магазин и швырнул его в море.

Теперь, когда пулемет был выведен из строя, Тимур заковылял обратно к надстройке, на ходу бросив взгляд на люк. Почти все дырки в нем были уже заткнуты тряпками. Подойдя к надстройке, он ощутил, как вздрогнула палуба под ударом новой волны. Оглянувшись, он увидел, что на него мчит стена воды. Она сбила его с ног и чувствительно приложила о палубу. Вокруг воцарилась мертвая тишина, и в толще зеленоватой воды он видел лишь россыпи воздушных пузырьков. Но потом волна схлынула, и в уши ему ударил рев урагана. Он сел, ошеломленно оглядываясь по сторонам. Пулеметная турель исчезла: волна выдрала ее с корнем, словно гнилой зуб. Обломки застряли в леерном ограждении на носу. В переплетении искореженного металла застрял и Генрих.

У Тимура оставалось достаточно слабины на страховочном конце, чтобы, двигаясь вдоль борта, добраться до охранника. А Генрих тем временем отчаянно пытался выпутаться из западни, но, похоже, застрял в ней намертво. Если обломки турели свалятся за борт, он утонет. Тимур мог спасти его. Но он не пошевелился. Бросив взгляд в море, он заметил, что они взбираются на очередную волну и вскоре обрушатся вниз. Та же самая сила, которая только что смахнула с палубы пулеметную турель, сбросит их в море.

Повернувшись спиной к Генриху, Тимур схватился за леер и, перебирая руками, стал подтягиваться к надстройке. Палуба ушла у него из-под ног, когда корабль клюнул носом. Но он был уже у самой двери. Распахнув ее, он ввалился внутрь и задраил ее за собой.

Генрих оказался на гребне волны, отчаянно работая руками, чтобы удержаться на плаву. Вода была настолько холодной, что ниже пояса он ничего не чувствовал. Когда волна подхватила его с палубы, он ощутил резкую боль от удара турели пулемета. Сейчас, оцепеневшему от шока, ему казалось, будто ледяная вода перекусила его пополам. Еще мгновение он видел удаляющиеся огни корабля, а потом и они исчезли.

8 апреля

Запястья и лодыжки Зои были стянуты тонкой стальной проволокой так туго, что, когда она попробовала сесть, та больно впилась ей в кожу. Она лежала на боку, глаза у нее были завязаны, во рту торчал кляп. Одеяла под ней не было, так что нечему было смягчить резкие толчки. Судя по шуму мотора и свободному месту вокруг, она находилась в кузове грузовика. Девочка всем телом ощущала неровности дороги. Любое резкое торможение швыряло ее вперед, а потом отбрасывало назад, так что она ощущала себя скорее куклой, чем живым человеком. Немного придя в себя, она принялась мысленно прокручивать в голове их поездку. Поначалу они часто поворачивали, лавируя в потоке движения. Очевидно, они были в городе – в Москве, – хотя она и не знала этого наверняка. А вот сейчас они все время ехали прямо с постоянной скоростью. Должно быть, город остался позади. Не считая хриплого рева мотора, до ее слуха больше не доносилось ни звука. Значит, ее везут в какое-то укромное место. А если учесть и тряпку, которую запихнули ей в рот так глубоко, что она едва не задохнулась, получается, что вскоре она должна умереть.