Людмила Бояджиева - Золотая рыбка

— Пожалуй, ты сориентировалась правильно, — одобрила Алла. — Строгий стиль, соответствует внутреннему содержанию и внешним данным. «Сексапил № 1».

— Почему один?

— Влево по шкале идут отрицательные значения. А для нуля ты слишком хорошенькая. «Очаровательная и недоступная», так?

— Для того, чтобы оставаться в пределах возложенных на меня обязанностей — совершенно точно. Видишь, я даже кейс с бумагами прихватила.

— Кейс? Я-то решила — косметичка. На тебе же, вроде, пока ничего не лежит?

— Ну что я, совсем чукча? Тон, пудра, немного помады. Хорошие духи и маникюр, вот, — Полина показала руку с серебряным колечком. Узкие ногти хорошей формы были коротко пострижены и покрыты бесцветным лаком.

— На фортепианах собираешься музицировать?

— Балда. Посуду мыть.

… Особняк в охраняемом поселке производил рекламное впечатление. На улице и в двух гаражах стояли машины. Парковые фонари такие, как у памятника Пушкину, только поменьше, освещали дорожку между газонами, ведущую к подъезду. Усиленные наряды секьюрити не патрулировали вход, вдоль металлической ограды не бряцали цепями овчарки. Было очевидно, что встреча в особняке с башенками предполагалась не на самом высшем уровне.

Хозяйка в потрясающем воображение своей стоимостью платьем выглядела мило и довольно заурядно — тип домовитой, полнеющей грузинки, почти красавицы, но по всем параметрам чуть-чуть не дотягивающей до «десятки». Нос длинноват, кожа темновата, зад слишком низок, а ноги, возможно, далеко не стройны. Но какие восхитительные глаза! Копна жестких вьющихся волос, узкие нежные кисти, как на полотнах старых мастеров, и голос — низкий, ласкающий, с мягким, приветливым акцентом.

Россо, то есть Марк Вильяминович Красновский, в офисе — однозначно породистый еврей, в домашней обстановке смахивал на итальянского тенора. Белый смокинг, бабочка и выразительная жестикуляция придавали ему нечто торжественно-концертное. Особенно живописно он смотрелся на фоне мраморного камина, над которым висело зеркало в тяжелой бронзовой раме, а в зеркале глянцево поблескивало отражение рояля с корзиной орхидей на смоляной крышке.

Двух представленных Рите мужчин из руководства фирмы она уже видела на совещаниях, но не запомнила. Не смогла зафиксировать в памяти их и на этот раз — хорошие очки, прекрасные костюмы, корректные, ненавязчивые манеры и соответствующие спутницы. Под тихую музыку, вероятно, Вивальди, гости с аперитивами живописно расположились в углах гостиной.

В глубоком кресле под лампой с книгой в руках отдыхал господин из породы бухгалтеров «застойных» времен. Слегка жеваный темный костюм, тяжелые очки с толстыми стеклами, скучное лицо неопределенного возраста. Для довершения образа не хватало сатиновых нарукавников и старомодного калькулятора.

— Николай Гаврилович, — представился «бухгалтер», слегка оторвав зад от кресла и кивнув головой приблизившимся не столько к нему, как к буфету с напитками дамам. Руками он придержал на коленях раскрытую книгу, оказавшуюся альбомом Босха.

— Алла, Полина. Можно без отчества, мы ещё совсем юные. — Алла отвернулась, но человек крякнул, привлекая внимание:

— Простите, уважаемые дамы… К-хе… М-м… Вот вы молоды, современны, объясните старику, что в этом Дали находят? Какие-то глубины, нечто апокалиптическое?

— Вы рассматриваете, насколько я вижу отсюда, альбом знаменитого нидерландского художника Босха, — заметила Полина с неожиданной для себя резкостью. — Он жил в пятнадцатом веке. И если вы внимательно приглядитесь к репродукции «Сада наслаждений», то заметите — очень многое ему удалось предугадать. И в современном мире, и в человеческой природе.

— Э-э… — Николай Гаврилович, захлопнув книгу, посмотрел на обложку. — Прошу прощения. Босх. Иероним Босх… Запомню, запомню…

Алла увела Риту к столику:

— Откуда только извлек Россо это ископаемое? Очевидно, что не из итальянской родни. Наш мужичок.

— Никакой он не наш. Ископаемое. — Полина с отвращением передернула плечами.

— Ну ни капельки в тебе нет демократизма, Ласточкина. Не любишь народ. Аж вся шерсть дыбом встала, как у кошки на собаку.

— Нервная. Даже мурашки по коже… Фу, ерунда какая…

— Прекрати. Можешь не комплексовать. Компания, как видишь, не поражает воображения. Если не знать стоимости платья Фредди. Впрочем, может, она несколько преувеличила… А… вот появился весьма забавный человечек.

Некто огромный, черный, раскланявшись с «бухгалтером», направился к дамам. Полина инстинктивно отпрянула, протягивая ему руку. Пятерня амбала казалась железной, мощной и неуклюжей, словно ковш землечерпалки. Кончики попавших в неё полининых пальцев дрогнули и тут же выскользнули. Она выдавила улыбку, потому что с детства знала — с инвалидами и увечными надо держаться предельно дружелюбно.

Однако у Травки, — так звали помощника, друга и телохранителя Россо, никаких увечий в лице и теле не наблюдалось. Напротив — торжествующая полноценность. Типаж генерала Лебедя, только ещё масштабней и суровей. А глаза пристальные, холодные, глядят из узких щелей под тяжелыми надбровьями, как дула из амбразур… Одет охранник был во все черное трикотажный тонкий свитер с высоким воротом и кожаные брюки.

— Ну, как тебе дядя Травка? Не напугал? — спросила Алла, беря с подноса на сервировочном столике коктейль.

— Жуть. Я думала, такие только в триллерах водятся. Мороз по коже.

— А у него, думаю, пушка в кармане, какие-нибудь нунчаки припрятаны или стальная струна, чтобы накинуть сзади на тонкую шейку и душить, душить… — Алла рассмеялась. — Для этого Красновский его и держит. Вроде черного терьера — страшный, но добрейший пес. — Она посмотрела на часики, украшенные бриллиантами. — Сейчас явятся главари. И всех пригласят к столу.

— Ты мне скажи, когда можно будет по-английски удалиться, — попросила Полина, — Никак не пойму, к чему сей сон. Может, я Россо или Фредерике во сне привиделась?

— Может, — серьезно согласилась Алла. — Не сосредотачивайся и хлебни вот это — вкусненькое. Бокал — пол твоей зарплаты.

— Ни-ни. На работе не пью, — отказалась от вина Полина.

— Ну вот. Хозяева поспешили к дверям принимать гостей, — Алла оставила бокал и двинулась в холл.

— Не звонил никто, — удивилась оживлению Полина.

— У них у всех третья сигнальная система — звонилки по всем штанам растыканы. Готовься приветствовать шефа.

Полина почувствовала, как зачастило сердце. Мысли об Глебе Борисовиче преследовали её с первой встречи. Ну, конечно, фантастические, не имеющие к реальности никакого отношения. Он любезен, сдержан, всегда погружен в некие, наверно, очень важные проблемы. Но, похоже, знает, что такое печаль и задает себе немало серьезных вопросов. Не обзавелся женой, потому что не встретил ту самую. Ведь Глебу Борисовичу трудно подобрать пару, хоть исколеси всю Россию и Европу. Но однажды он встрепенется, отогнав деловые заботы, откроет глаза и увидит Ее…