Эдриан Мэтьюс - Дом аптекаря

Надо заканчивать, у меня мало бумаги.

Остаюсь вашим преданнейшим другом,

Йоханнес ван дер Хейден.

Дорогой Корнелис, почтенный друг!

Благодаря нашей маленькой хитрости я провожу время самым приятнейшим образом. Вы открыли мне глаза! Любезно предоставленные вами книги я проглотил с неимоверным интересом, читая их при свете не только дня, но и свечи. Глаза мои воспалены, но я все же постиг их мудрость и теперь могу позволить себе щегольнуть знаниями. Очень хотелось бы узнать от вас побольше об искусстве гравировки на дереве и металле. Я знаком с процессом, посредством которого можно перенести на пластину образ, запечатленный в воске или битуме, хотя опыты в этом направлении еще впереди. Но — и в этом вы правы — прежде всего мне нужно рисовать.

Следуя вашим указаниям, я изучал эффекты перспективы и пропорций и даже дерзнул измерить их, держа карандаш в вытянутой руке. Отец мой пришел в ужас, увидев, как я, расчертив на квадраты окно, переношу решетку на лист бумаги. Воображение мое воспаряет. Представьте, что было бы, научись мы изображать картину в масле непосредственно на стекле. Никакое прорисовывание тогда бы не понадобилось! (Кстати, знаете ли вы мастеров, которые занимались этим вопросом раньше?) Предметом моего внимания стали также анатомические рисунки. Прискорбно, что столь многие из ваших молодых художников, живописуя человека, не представляют, что находится у него под кожей. Я уже дал себе клятву брать в этом пример с греков и великих итальянцев.

Со временем я покажу вам разнообразные плоды этих трудов. Откровенно говоря, они далеки от совершенства, но дух мой крепок, поскольку для успеха выбран верный путь. Но как же все долго, Корнелис, как долго! Ужасное нетерпение отравляет все мои восторги. И боль моя — Эстер. Сомневаюсь, что ей достанет терпения ждать годы, которые нужны мне при столь медленном продвижении вперед на преодоление долгой дороги к славе и богатству. О чувствах моих она не осведомлена, хотя, смею надеяться, имеет обо мне хорошее мнение. Но сколько же, сколько же продлится ученичество? Увы, я знаю. Знаю. Оно лишь началось!

Жду вашего скорого и подробного письма.

Последние три дня погода стоит холодная. Баржи, привезшие чистую воду к пивоварне Грута, не могут пройти дальше, потому что вмерзли в лед. Он пытается доставлять чистую замерзшую воду на санях из Вееспа, так как вода из Иза и Амстела считается опасной для здоровья. Если у вас возникнет потребность в дровах, дайте мне знать. Их привезут на санях вместе со льдом.

Воспользовавшись вашим любезным предложением, я зашел к Брукховену, изготовителю оптических приборов, и обнаружил в высшей степени необычную и отвратительную личность!

С изумлением услышал я о том, что Каналетто и наш Вермер якобы используют темную комнату. Возможно ли такое? Если да, то моя боязнь насмешек растает, как утренняя роса. Брукховен продемонстрировал некоторые из новейших изобретений, а одно из них мы, к величайшей моей радости, даже испытали. Не знаю, как оно попало в руки Брукховена, но разработал его аббат Нолле. Хитроумная пирамидальная форма позволяет складывать его и легко переносить. Художник сидит в темной палатке — как кочевник-пустынник, спасающийся в шатре от палящего солнца, — а картина ландшафта передается на бумагу через систему линз. Остается только обвести линии! Какой ответ на мои глупые мечты!

Брукховен утверждает, что модель можно усовершенствовать, что у него есть новые линзы производства Долланда, которые позволяют добиться значительного улучшения чистоты и четкости проекции. Я предложил продать прибор и назвал сумму, которую готов заплатить за него, но со мной обошлись как с обычным преступником. Я был уязвлен, но не отчаялся. Знакомство с инструментом лишь подстегнуло мои амбиции. Я человек практической жилки и не сомневаюсь, что сумею построить такой же, а Брукховен пусть отправляется в адский котел! Смею полагать, что задача мне по плечу.

Откуда такая дьявольская энергия? Что ж, вы знаете мои мотивы. Стоит подумать об Эстер, как кровь во мне вскипает.

Остаюсь искренне вашим,

Йоханнес ван дер Хейден.

30 ноября 1758 года.

Дорогой друг!

Ваше письмо у меня в руках. Надеюсь, вы уже вернулись из экспедиции.

Я постарался узнать все, что можно, относительно интересующего вас пигмента, известного как парижская лазурь. Его используют обычно в сочетании с краппом. Он хорошо высыхает, но требует большого расхода масла. Предпочтительнее брать ореховое или маковое, поскольку льняное слишком зернистое. Надеюсь, ваш друг Георг ван дер Мейн подтвердит мои рекомендации.

Имел удовольствие навестить божественную Эстер — о чем расскажу ниже, — хотя все прошло не совсем так, как хотелось бы.

Как вы знаете, она живет на Кейзерсграхте, неподалеку от моего дома. Они занимают нижний этаж. Господин Хоуп уделил нам час своего времени, и мы успели поговорить о нынешней войне и публичных казнях, которые она осуждает, а также о ее павлине, пребывающем в жалком состоянии по причине холодов. Эстер увлекается садоводством и уже вырастила в своем зимнем саду ананас и кофейное дерево. Сейчас она старается вырастить тюльпан сорта «семпер августус», за который, как говорят, дают 5000 гульденов — награда, получаемая лишь немногими. В разговоре Эстер упомянула о некоем итальянце, побывавшем в их доме с визитом, но упомянула с улыбкой и, похоже, не захотела рассказывать о нем более. Такие встречи с ней настоящее сокровище, и воспоминания о них, как вы понимаете, питают пламя моей неугасающей страсти. Однако в присутствии ее отца я, кажется, позволил себе сделать несколько легкомысленных замечаний о своих успехах на поприще живописи, выдав незрелые труды за большие достижения и сильно преуменьшив собственную некомпетентность. Сейчас я уже браню себя за жалкое бахвальство и желание произвести впечатление. Но поздно, поздно! Выслушав меня, господин Хоуп, к полнейшему моему удивлению, попросил написать портрет его дочери, пообещав хорошо заплатить. Я попытался было спуститься с пика, на котором оказался по собственной глупости, но он не стал и слушать, объяснив мое поведение скромностью, а не трусостью попавшего впросак жалкого хвастуна. Человек он решительный и отказов не принимает. Коротко говоря, я в полном отчаянии и смятении. Господин же Хоуп ждет быстрого результата и дал мне всего лишь месяц для выполнения работы. Не представляю, что и делать.

Мой дражайший и почтеннейший друг!

Трудно выразить словами ту величайшую радость, которую испытал я сегодня утром, вскрыв ваш пакет. Когда слуга появился на пороге, ни форма, ни размеры пакета не позволяли предположить, каково его содержимое. Я пребывал в совершенном недоумении. Зачем? Разве не знаете о данной мною клятве никогда более не иметь дел с Брукховеном? И однако же, вы купили тот прибор, о котором я упоминал, несомненно, уплатив за него мошеннику чрезмерную сумму. К тому же вы еще и заставили его поставить те самые английские линзы, о которых он упоминал. Вы настоящий друг. Темные тучи над моей головой наконец рассеялись.