Евгений Габуния - Ангел пустыни

— Ну ладно, ладно, знаю, что с ними дружбу водишь, — проворчал полковник. — И правильно делаешь. Интересный народ.

В косых струях холодного зимнего дождя, смешанного со снегом, смутно темнело длинное приземистое здание. Тусклая лампочка под стеклянным колпаком, вздрагивая от порывов ветра, бросала блики на массивную дверь листового железа с огромным висячим замком. Две фигуры, вынырнувшие откуда-то из темноты, почти сливались с фоном этой двери. Один коренастый, плотный, сняв перчатку, притронулся толстыми короткими пальцами к шершавому, обжигающе холодному металлу, и тотчас отдернул руку.

— Здоровенный, — недовольно пробурчал он, обращаясь скорее к самому себе, чем к спутнику — высокому, худому, в длинном, не по росту пальто, явно с чужого плеча. — Его просто так не возьмешь…

Его спутник ничего не ответил, опустил руку в карман своего поношенного пальто и извлек большую связку ключей. В ночной тишине ключи издавали тихое, но довольно отчетливое металлическое позвякивание. Он придержал связку рукой и испуганно оглянулся. Ночная улица была безлюдна и тиха. Нащупал один из ключей, вставил в прорезь замка, осторожно повернул. Замок не поддавался. Он подбирал ключи до тех пор, пока замок, издав слабый, будто недовольный скрип, не открылся. Тяжелые двери на хорошо смазанных петлях бесшумно и легко отворились.

— Видал-миндал? Во как надо работать. Чисто. И дверь без нужды лапаешь, следы оставляешь. Пора уж профессионалом стать. А ты, кроме блатной музыки [5] Блатная музык а или феня — жаргон преступников. , так ничему и не научился. Босс предупреждал, и правильно, между прочим, — никакой блатной музыки. На ней и погореть недолго.

— «Босс», «предупреждал», — передразнил своего товарища коренастый. Умный больно босс. Сидит в тепле, хлещет свой чифир, нас сюда погнал, а у самого «Жигуль» во дворе стоит.

— Поломался «Жигуль», сам знаешь… На последнем деле. Да и пора транспорт сменить. Примелькался «Жигуль».

В гараже царила абсолютная темнота. Высокий достал из кармана электрический фонарик. Тонкий луч света выхватил поочередно из темноты «газик», «Москвич», «Волгу».

— Широкий выбор, прямо как в международном автосалоне. — Высокий ухмыльнулся. Я лично выбираю «Волгу»-матушку. Если, конечно…

Он не договорил, открыл дверцу машины, осветил панель и радостно воскликнул:

— Ключ на месте! Порядок. Поехали!

— Да не ори ты, — шепотом остановил его напарник. — А стоит ли «Волгу» брать, заметная машина, подзалететь запросто можем…

— Не узнаю я что-то тебя, Иван, сегодня. На «Волге» — в самый раз. Внушает доверие. Солидная тачка. Давай толканем…

Не включая мотора, они вытолкали машину на улицу, прикрыли двери, навесили замок (не запирая, впрочем, его на ключ), и только когда машина оказалась метрах в двадцати от гаража, включили мотор. За руль сел Иван, и серая «Волга» без огней, едва различимая на снежном фоне, мягко урча, помчалась по безлюдным ночным улицам, чтобы вскоре остановиться возле неказистого домика на окраине. Одно из его маленьких, задернутых кисейными занавесками окон, слабо светилось.

Водитель не успел еще выключить мотор, как из дому вышел человек в накинутом на узкие сутулые плечи полушубке.

— Принимай тачку, Луи.

Сутулый коротко бросил:

— Молодчики! Все чисто прошло?

— На высшем уровне, шеф! Как обычно, полный хоккей.

— Кончай трепаться. Заходите, да по-быстрому.

В маленькой комнате за столом, покрытым цветастой плюшевой скатертью, сидел парень лет тридцати с грубыми чертами смуглого лица и иссиня-черными курчавыми волосами. Он молча встал, открыл шкафчик и поставил на стол бутылку водки и тарелку с нехитрой закуской. Сутулый потянулся к бутылке, стал разливать водку в граненые стаканы. Было видно, как дрожала его худая рука. Наполнив стаканы до краев, он небрежно придвинул их сидевшим за столом.

— А себе, Луи? — смуглый вопросительно взглянул на шефа. — Неужто и перед делом не примешь?

По бледному нездоровому лицу сутулого скользнуло подобие улыбки.

— Я уже свое принял, Сава, ты же знаешь. Так что не обижайтесь. Я чайку выпью.

Он взял стоящий на столе чайник. Стакан наполнился густой темно-коричневой, почти черной жидкостью.

— Ну, с божьей помощью! — хрипловатым голосом произнес шеф, поднимая стакан, и криво ухмыльнулся.

Тон, каким были сказаны эти слова, и ухмылка придавали им зловещий, дурной смысл, понятный, однако, сидящим за столом. Они переглянулись и мигом осушили свои стаканы. Сутулый же не спеша, с наслаждением потягивал крепкий, словно деготь, чифир, и глаза его, и без того отдающие нездоровым лихорадочным блеском, словно бы стекленели.

Все молча ждали, когда шеф закончит «ловить кайф». Наконец он, очнувшись, взглянул на старые стенные часы:

— Поехали! Иван, портфель не забудь.

Коренастый малый полез под диван и вытащил туго набитый объемистый черный портфель.

Машина уже успела покрыться слоем вязкого мокрого снега.

— Смотри, как метет. В самый раз. Не зря говорится — нет ничего лучше плохой погоды. Кино было такое. Интересное. Детектив. — Луи засмеялся. Поехали! — скомандовал он. — Номера снимать не будем, залепим их снегом.

Пока Иван возился с номерами, Луи уселся на место водителя, осветил панель, убедился, что бак почти полон, и удовлетворенно пробормотал:

— Путь неблизкий, но хватит, еще и останется хозяину тачки на дорогу до милиции.

Стоял глухой предрассветный час, когда «Волга» с выключенными фарами, будто белое приведение, едва различимая на снежном фоне, въехала в село Кобылково. Жизнь словно вымерла в этом большом многолюдном селе, раскинувшемся на правом берегу Днестра. Так, во всяком случае, казалось пассажирам «Волги». И потому они были неприятно удивлены, увидев в центре села, возле церкви, грузовик. В кабине вспыхивал огонек сигареты. Возле кабины стоял человек в огромном тулупе, делавшем его коренастую фигуру еще внушительнее, и, опершись о ружье, разговаривал с шофером.

Водитель «Волги», грязно ругнувшись, прибавил газу, и машина вскоре оказалась на противоположной окраине Кобылкова.

— Вот дела… — растерянно протянул Луи, — черт бы побрал этого атасника [6] Атасник — ночной сторож. . Дрыхнул бы себе в тепле, так нет, торчит на улице, бдительность показывает. Но и мы отмахали сотню километров не для того, чтобы локш тянуть.

Остальные угрюмо молчали. Молчание нарушил Иван:

— А может, отложим дело, Луи? — Он говорил нерешительно, даже заискивающе.

— Опять сдрейфил, Ванечка? — В темных, неестественно блестящих от чифира глазах шефа зажглись злобные огоньки. — Назад пустыми не поедем, отрезал он. — А с тобой после потолкуем, дорогой.