Александра Маринина - Обратная сила. Том 3. 1983–1997

– Григорий Гнедич… – задумчиво повторил Эдди. – Сандра много рассказывала про дядюшку Поля, князя Павла Николаевича Гнедича, и несколько раз упоминала, что старший брат дядюшки Поля, Григорий, был убит и ограблен разбойниками в какой-то роще… Название трудное, я не запомнил.

«Значит, действительно убит, – подумал Орлов. – Но не на дуэли, как я предположил, а от руки преступника. Что же означает записка с таким странным текстом?»

– А про Коковницыных Сандра ничего не говорила?

– Нет, – покачал головой Фаррел, – такое имя даже не упоминалось. Во всяком случае, когда я впервые получил письмо от госпожи Коковницыной, имя показалось мне совершенно незнакомым. Впрочем, Сандра много рассказывала о своем увлечении социалистическими идеями, и однажды какая-то похожая фамилия проскользнула в ее рассказе. Сандра говорила, что этот человек был из дворян, сочувствовал революционерам и помогал и финансово, и участием в конкретных делах, и даже был ранен во время какой-то истории с листовками и типографией. Собственно, рассказывала Сандра об этом только в связи с Игнатием Раевским, потому что раненого помогала выхаживать его любовница. Но о Коковницыне ли шла речь – не поручусь.

Стало быть, не судьба Александру Ивановичу Орлову выяснить до конца, что же за история случилась с предметами, переданными Анной Юрьевной Коковницыной. Ну что ж…

Мимо их столика прошла группа молодых мужчин с короткими стрижками и наглыми лицами. Все одеты подчеркнуто спортивно. Типичная современная униформа «братков». В одном из них Орлов узнал Михаила Хвылю, своего внука. Михаил, занятый разговором по мобильному телефону, не заметил Александра Ивановича. Раздобревший, раздавшийся в плечах и в груди, он теперь ничем не напоминал того мальчишку, которого Орлов увидел впервые в 1979 году. Восемнадцать лет назад… Как быстро летит время!

«Братки» уселись за самый дальний столик, Орлов оказался к ним спиной, а вот сидящий напротив него Фаррел отлично их видел.

– Удивительно, что в такие приличные места пускают людей в спортивной одежде, – заметил Эдди. – Я и в прошлые приезды это замечал. Мне объяснили, что это бандиты, и хозяева заведений просто боятся с ними связываться. Это так?

– Так, – кивнул Орлов. – Но не всегда. Случается, молодые люди просто стремятся выглядеть, как «братки», чтобы внушать к себе страх и уважение, а на самом деле ни к какой бригаде они не принадлежат. Такая своеобразная мода, что ли…

В дверях бара показался мужчина в куртке, накинутой поверх милицейской формы. Быстро оглядев зал, он уверенно направился к столику, за которым сидели Михаил и его спутники. От наблюдательного Фаррела форменные брюки нового посетителя не укрылись, и на губах его появилась саркастическая улыбка.

– Похоже, этих «братков» сейчас будут арестовывать. Любопытно посмотреть, как это происходит в вашей стране.

Александр Иванович, хорошо понимавший российские реалии, сильно в этом сомневался. И оказался прав. Через короткое время Фаррел, исподтишка глядящий на дальний столик, произнес:

– Они дали ему что-то круглое. Как будто кусок резинового шланга.

– Зеленое? – усмехнулся Орлов. – Это доллары. Пачку скручивают и перетягивают аптечной или банковской резинкой. Никакого ареста не будет. Бандиты платят милиции за крышу.

– Так открыто?! – изумился Фаррел. – Я знал, что у вас так принято, но полагал, что милиционеры должны скрывать свое сотрудничество с криминалом.

– Они ничего не боятся. Все друг друга покрывают. А кто отказывается покрывать, того либо убирают, либо покупают, либо подставляют так, чтобы строптивец оказался по уши в грязи и перестал сопротивляться.

– Птенцы гнезда Реброва, – усмехнулся американец.

– Петрова, – машинально поправил Александр Иванович. – Правильно говорить: птенцы гнезда Петрова, именно так называли сподвижников Петра Великого.

– Я знаю. Но я имел в виду как раз частного пристава Реброва. Сандра много о нем рассказывала. Она слышала о Реброве от Павла Гнедича, дядюшки Поля. Был в Москве, в Арбатской части, частный пристав по фамилии Ребров. Удивительный человек! Фальсифицировал доказательства, отправлял невиновных на каторгу, устраивал провокации, одним словом, творил полное беззаконие. И что самое поразительное – ничего не боялся. И ничего не стеснялся. Признаться, я не вполне верил этим историям, очень уж невероятными они казались мне, мальчишке, выросшему в середине двадцатого века в Америке. А теперь своими глазами вижу: ничего у вас не изменилось. Дело Реброва живет и побеждает. Кажется, именно так говорили у вас когда-то о Ленине?

Да, быстро все меняется… Всего несколько лет назад, до 1991 года, произнести подобные слова, да еще в общественном месте и в разговоре с малознакомым человеком, было бы немыслимым. Думал ли адвокат Орлов, родившийся в 1922 году, прошедший войну, переживший страх репрессий и антисемитизма, член КПСС, что доживет до того времени, когда можно будет открыто, ничего не опасаясь, брать взятки, крышевать бандитов и иронизировать над именем Ленина?

Окно бара выходило на Новый Арбат. Орлов заметил, что его собеседник то и дело поглядывает на улицу.

– Вы кого-то ждете? – спросил Александр Иванович.

– Нет, просто наблюдаю, как пустеет проезжая часть. Середина дня, поток машин должен увеличиваться, а здесь все наоборот.

– Наверное, правительственную трассу перекрывают, чтобы освободить проезд для кого-то из высших руководителей.

– О-о! – расхохотался Фаррел. – Я слышал об этой вашей манере уступать дорогу власти. Кстати, если верить Сандре, то этой традиции уже лет сто, можно юбилей справлять. Первым такое требование ввел Великий князь Сергей Александрович, он в конце девятнадцатого века стал генерал-губернатором Москвы и велел убирать экипажи с Тверской улицы, когда он изволит проезжать. Нет, решительно в вашей стране ничего не меняется. И для чего нужны были эти семьдесят лет советской власти, чтобы снова вернуться к порядкам, которые существовали при царском режиме? Не понимаю.

Орлову подумалось, что представился удобный повод увести разговор от личных и семейных тем в область общественно-политическую, что избавило бы его от необходимости притворяться потомком Раевских. А там и саму встречу можно свернуть. Но Фаррел, как оказалось, политику обсуждать не намеревался. Его больше интересовала семья Александра Ивановича.

– Ваш сын, должно быть, рад, что ушел из милиции в частный бизнес. Если он честный человек, то с такими коллегами, какого мы только что видели, ему было бы трудно ужиться, – предположил Эдди. – Или я не прав, и ваш сын сожалеет, что слишком рано ушел со службы и лишил себя возможности зарабатывать подобным же образом?