Александра Маринина - Обратная сила. Том 3. 1983–1997

Орлов не собирался рассказывать про Алису. Но сейчас слова как будто сами вырвались из него: он просто хотел защитить сына, его репутацию, его имя.

Фаррел слушал внимательно, ни разу не перебив. Орлов старался быть кратким и уже почти закончил, когда мимо их столика проследовала группа все тех же «братков», только теперь в обратном направлении. У самого выхода Михаил вдруг обернулся, нашел глазами Александра Ивановича и приветственно улыбнулся. Орлов кивнул в ответ.

– Ваш знакомый? – спросил Эдди, проследив за взглядом Орлова.

«Мой внук», – подумал Александр Иванович.

– Сын наших друзей. Родители – приличные люди, отец – театральный режиссер, мать – актриса. А сын получился вот такой… Бывает.

– Бывает, – согласился Фаррел. – В вашей стране все бывает.

Джеймс Эдуард Фаррел-младший был человеком далеко не бедным, и в Москву прилетал на собственном самолете. Но был он также и человеком деловым, то есть очень занятым, посему тратить лишнее время на пребывание в России не мог. Ответ он просил дать как можно быстрее. Самое позднее – завтра к вечеру. Сразу после полуночи он собирался улетать.

Выйдя из бара, Александр Иванович направился к станции метро «Библиотека имени Ленина». На станции «Парк культуры» он не вышел, а доехал до «Проспекта Вернадского». Нужно было срочно поговорить с Борисом.

Дверь открыла Татьяна, сильно исхудавшая, почти до прозрачности. При виде стоящего на пороге свекра выдавила из себя вымученную улыбку.

– Здравствуйте, дядя Саша.

За все годы замужества она так и не изжила привычку называть Орлова дядей Сашей, как приучилась с раннего детства. Да и Борис именовал тещу не иначе как тетей Верой.

В прихожую вышел Борис, даже не пытаясь скрыть сердитого недоумения.

– Что случилось? – спросил он резко, не поздоровавшись.

– Надо поговорить, – коротко ответил Александр Иванович. – Давай выйдем на улицу.

Борис молча накинул куртку, всунул ноги в кроссовки, взял ключи. О том, что отец ездил на могилу Ольги Раевской, он не знал, поэтому объяснять ситуацию предстояло крайне осторожно. Александр Иванович уже смирился с тем, что ему придется в очередной раз лгать сыну, если тот начнет задавать уточняющие вопросы. Об этой поездке он предупредил только Веру Леонидовну, потому что не мог просто взять и исчезнуть из Москвы на несколько дней, не поставив никого в известность. Ни Татьяна, ни сын Орлову сами не звонили, но Вера звонила ежедневно, и если бы он сутки напролет не подходил к телефону, она бы начала беспокоиться: семьдесят четыре года, недавно похоронил жену, в анамнезе инфаркт… Не отвечает на звонки – значит, что-то случилось.

– Не буду тратить время на подробности, они не столь важны, – начал Орлов-старший сухим деловым тоном. – В семье Раевских была приемная дочь, Александра Рыбакова, она уехала в начале века в Америку и вышла там замуж. Ее внук – очень богатый человек. Он готов оплачивать лечение Лисика столько, сколько будет нужно.

Александр Иванович сделал паузу, чтобы дать возможность сыну прийти в себя и осознать услышанное. Борис потрясенно молчал.

– Но есть один нюанс, очень существенный, – продолжил Орлов. – Этот человек считает меня настоящим потомком рода Раевских. Кровным родственником. И вызвался нам помочь именно поэтому, а вовсе не потому, что ему некуда девать деньги. Если он узнает, что на самом деле я – Михаил Штейнберг, присвоивший себе чужое имя и чужую биографию, никакой помощи от него не будет. Ты когда-то упрекнул меня в том, что я лишил вас с Таней возможности самим принимать решение. Так вот, больше я эту ошибку не повторю. Я могу завтра рассказать Фаррелу правду. А могу промолчать и продолжать выдавать себя за Раевского. Теперь решение за тобой.

Борис отступил на шаг, присел на низенькое ограждение, отделяющее тротуар от чахлого узкого газона вдоль дома, закрыл лицо ладонями. Плечи его вздрагивали, и Орлов понимал, что сын плачет. Хотелось обнять его, утешить, поддержать, пообещать, что все будет хорошо… Но Александр Иванович неподвижно стоял и ждал. Чего он ждал? Он и сам не знал. Но внутри, в глубине души, оживало ощущение, впервые испытанное им ночью у памятника Ольге Орловой: вот теперь все происходит правильно.

Прошло несколько минут, прежде чем Борис поднял голову и отер лицо тыльной стороной ладони.

– Пап, прости меня, если можешь. Я такой козел… Спасибо тебе. У меня не было и нет никакого права судить тебя, ты поступал так, как было лучше для нас с мамой. На меня просто какое-то помрачение нашло… Я понимал, что надо поговорить с тобой, попросить прощения, помириться, но мужества не хватало. И я все время надеялся, что ты окажешься сильнее и умнее меня и сделаешь первый шаг. Спасибо, пап.

– Мамуля, может, все-таки останешься до лета? В мае у нас с Борей годовщина свадьбы, потом мой день рождения и день рождения Лисика, отпраздновали бы все вместе, а потом ты бы уже поехала к своему Семенычу.

Татьяна была по-прежнему истощенной, но лицо ее посветлело, и глаза оживились. Джеймс Эдуард Фаррел-младший слов на ветер не бросал и выполнял свои обещания быстро и точно. Препарат для ферментозаместительной терапии уже привезли в Москву, и Алисе провели первый курс капельниц. Убедившись, что дочь начала приходить в себя и с лечением внучки вопрос решился, Вера Леонидовна засобиралась к мужу, с которым виделась после отъезда в Москву совсем редко. Олег Семенович, конечно, прилетал при любой возможности, но возможность такая, учитывая его должность, появлялась далеко не каждую неделю.

– Ты еще вспомни, что у меня семидесятипятилетие осенью, – со смехом сказал Александр Иванович, помогая Вере застегнуть туго набитый чемодан. – Если тебя послушать, то Верочке нужно остаться до осени, а потом Новый год, потом Рождество, а там и май не за горами, и все по новой. Отпусти мать, у нее муж там не присмотрен.

Загрузили вещи в новую, только на днях купленную машину Александра Ивановича, отвезли Татьяну домой, чтобы она успела встретить Алису после школы, и поехали на вокзал. Бориса в Москве не было: поняв, что можно больше не заниматься бизнесом, таящим в себе столько угроз и опасностей, он решил довести до конца последнюю заключенную сделку и выйти из дела, к которому и душа не лежала, и способностей не было.

– Буду готовиться к вступлению в адвокатуру, – сказал Борис отцу. – На следствие не вернусь, эти акулы ментовского бизнеса меня просто порвут. А вот адвокатура – как раз то, что нужно. И знаешь, пап, я тут подумал… Хорошо, что все так получилось. Если бы я не был вынужден снять погоны и заняться коммерцией, меня бы уже сто раз посадили бы. Я бы не выжил в этой новой ментовке.