Наталья Андреева - Пока цветет лотос

Черт! Все скверно!

— Вот к чему приводят неравные браки, — наставительно сказал он. — Вы ей по возрасту больше подходите, — патологоанатом выразительно посмотрел на мою правую руку, и тут я сообразил, что так и не снял обручальное кольцо. Погладил его и сказал: — Людмила подарила. Мы собирались пожениться.

— А может, муж ее и… того?

— А он что, дома был в тот момент? Ну, когда ее застрелили?

— Нет, он в магазин поехал. Но труп нашел он.

Я задумался. Какой еще магазин? Надо у Муркина спросить. Что-то темнит детектив. Или патологоанатом заливает. С чужих ведь слов говорит. А лучше бы почитать криминальные сводки. Зато теперь я еще больше убедился в том, что мне надо встретиться с Эдиком. Я хочу в подробностях узнать, что случилось позавчера вечером.

— Ну что? — Он выразительно посмотрел на меня. — Идем?

— Ах да… — Я вспомнил, что хотел увидеть «любимую». — Идем.

Хоть человек и сильно меняется после смерти, но я ее узнал. Потому что встречались мы недавно. Какая-то неделя прошла, не больше. Я напрягся, вспоминая подробности. Да, она говорила о муже, называла его Эдиком. Якобы это он послал ее ко мне. А узнал обо мне через Стефанию, с которой познакомился в фитнес-клубе. Все так, все сходится. Но зачем Эдик послал супругу ко мне? Вот этого я, убей, понять не мог! Мы ни о чем не договорились, да и не могли договориться. У нас с Людмилой не было общих интересов. Это, определенно, какой-то развод. Видимо, лицо у меня было напряженное, потому что патологоанатом заботливо спросил:

— Может, спиртику нашатырного? Понюхать?

— Нет, я в порядке.

Я сделал усилие и со скорбью уставился на Людмилу. Возможно, когда-то покойница и была хороша собой. В молодости. Но сейчас особенно было заметно, что с возрастом она пустилась на всякие ухищрения, чтобы сохранить свою красоту. Жирные черные стрелки на верхних веках, вытатуированные брови, а в особенности яркий контур губ на мертвом изжелта-синем лице выглядели нелепо. Мне хотелось увидеть входное отверстие пули, Людмилу ведь застрелили, но покойница была закрыта простыней до самой шеи. Я сообразил, что было вскрытие. Во всяком случае, пуля попала не в голову, что полностью соответствует версии Муркина. Моя жена застрелила Людмилу в пылу борьбы.

— Я еще ею не занимался, — поспешил сказать патологоанатом. Я все понял и снова полез в карман за деньгами. Сказал, протягивая купюру:

— Только никому не говорите о моем визите. Ни ее мужу, ни полиции. Не беспокойтесь: у меня железное алиби. Я был в командировке, в соседней области. Просто не хочу сплетен. Ее уже не вернешь, а когда человек умирает, остается его репутация. Пусть покоится с миром.

Он взял деньги и кивнул:

— Я все понял. Не беспокойтесь, я своей репутацией тоже дорожу.

Выйдя из морга, я с наслаждением вдохнул свежий осенний воздух. Все-таки местечко не из приятных. Унылое какое-то, и пахнет тут отвратительно. Смертью. Я сел в машину и поехал в коттеджный поселок, дорогу в который мне услужливо подсказал навигатор.

Сначала решил побеседовать со свидетельницей. Найти женщину с собакой не составило труда, стоило только описать собаку: огромная. Собак я не люблю с детства, о чем прекрасно знает Стефания. Даже и не заикается:

— Андрей, а давай заведем собаку.

Мне было лет пять, когда на меня набросилась овчарка. Случилось это в деревне, и собака была бродячей. Я хотел ее погладить и покормить. Я вообще люблю животных, почему и не завожу их. У Стефании реально не складываются с ними отношения. А я охладел только к собакам после того случая. Главное, так и не понял: почему она на меня набросилась? Я ведь хотел ее приласкать!

Кровь из меня хлестала, дай боже! Отец тут же повез в больницу, там меня зашили, сделали укол от бешенства. Я ревел, но не от боли, а больше от обиды.

— Папа, почему она меня укусила?

— Сынок, она ведь бешеная.

Мой батя был заядлым охотником, поэтому оружие у нас в доме имелось всегда. Когда мы вернулись в деревню, отец взял ружье и сказал мне:

— Идем.

Он убивал ее при мне, эту собаку. Мать рыдала и называла его садистом. Кричала:

— Что ты делаешь с сыном, Илья?! Ты калечишь его психику!

Батя у меня был из простых, из работяг, а вот мама с высшим образованием, интеллигентная. Как-то они сошлись и жили, в общем-то, неплохо. Несмотря на разницу в образовании и взглядах. Троих детей родили. Хотя по многим вещам не сходились. Мама была уверена, что ребенок должен получать только положительные эмоции.

А я потом понял: отец убивал мой страх. Такие у него были методы воспитания. Он хотел мне показать: видишь, сынок, твой враг мертв. Его больше нет, и ты можешь отныне не бояться, ходить по улицам спокойно. Отец убил ее сразу, с первого выстрела. Помню запах пороха и крови. А еще лицо отца, спокойное, можно даже сказать, равнодушное. Он просто делал свою мужскую работу. Странно, я не испытывал ни страха, ни отвращения. Хотя мне было всего пять лет. И даже не отвернулся.

Я понял одно: как только вырасту, куплю себе охотничье ружье. Такое же, как у бати. Потому что на улицах еще полно бешеных собак. И разбираться с ними мне еще придется.

Любовь к оружию я, видимо, заполучил по наследству. Ну и отец с раннего детства учил меня метко стрелять. Мы вместе ходили по лесам, вместе свежевали зайца, кабана или даже лося. Так что крови я не боюсь. А собак так… Опасаюсь. И то лишь больших.

У этой дамочки был дог. Огромный, с теленка.

— Не бойтесь, он не укусит.

Да кто его знает! На всякий случай гладить дога я не стал. Разговаривали мы с его хозяйкой у калитки, дальше меня не пустили. И то калитку пришлось придерживать ногой. Чтобы ее не захлопнули перед моим носом и чтобы в случае чего я мог захлопнуть ее перед носом у этого огромного, с теленка дога. Полагаю, калитка выдержит.

— Что вы хотели? — с интересом посмотрела на меня женщина.

Что тут скажешь? Я мужчина видный. Даже на фоне калитки. И одеваюсь хорошо. Как-никак директор. А дамочка явно скучает. Вообще, жизнь в коттеджных поселках не очень веселая. Каждый сидит за своим высоким забором, огромный дом и большое хозяйство отнимают уйму времени. Есть у тебя прислуга или нет, неважно. Вот почему я и не хочу постоянно жить за городом. Затягивает, как трясина. Потом вообще ничего не захочешь. Вот и у этой глаза тоскливые. Но гладить ее я не буду. Приласкаешь, а потом в больничку, швы накладывать. Да и никакая она, эта дамочка. Взгляду не за что зацепиться. Разве что за грязные перчатки у нее на руках. С цветами, должно быть, возилась. Стефания тоже обожает цветочки.

Господи! Почему я опять думаю о ней?! На какую бы бабу ни посмотрел, опять думаю о жене! Приворожила она меня, что ли, эта ведьма синеглазая?! А дамочка меж тем смотрит вопросительно и ждет продолжения. Надо идти на контакт: