Лили Райт - Танцуя с тигром

Черный археолог провел в постели весь день. Это был самый умиротворенный день на его памяти, но и самый печальный. Поскольку он больше не был идиотом и не был под кайфом, он понимал, что все это сияющее ощущение прекрасного, правильность каждого движения, красота каждого момента были всего лишь продуктом наркотических галлюцинаций. Он понимал, что единственным способом заставить это особенное солнце снова светить было лишь одно – закурить еще, хотя он также знал – потому что больше не был идиотом и не был под кайфом, – что погоня за этим просветлением убьет его. Несправедливость этой головоломки переворачивала все его естество. Однажды достигнув пределов человеческого экстаза, разве можно было согласиться на меньшее?

Ему повезло остаться в живых, и поэтому он пытался не жалеть себя и не искать новых способов достать наркотики. Эта женщина поила его куриным бульоном и перевязывала его раны. Он не спрашивал, почему она помогает ему, так как боялся, что она перестанет это делать. Муж ее не приходил. Равно как и дети. И соседи. Ее звали Мари, сокращенно от Марисоль. Каждые несколько часов она заваривала ему травяной чай из того, что напоминало хвойные иголки. Он уже перестал спрашивать, как это называется. Какое-то индийское снадобье с хрен-пойми-каким именем.

В конце концов любопытство взяло верх и он спросил, почему она ему помогает.

– Por qué me estás ayudando? [228]

Она сидела на своем стуле. Твердость осанки придавала ее лицу еще большую уверенность.

– Это мое покаяние. Ради Великого поста.

– Что ты совершила?

Мари покачала головой:

– Я не помню.

– Я верну тебе долг.

– Мне не нужны деньги от продажи наркотиков.

– Ты хочешь секса?

– С тобой? – Этот вопрос позабавил ее. – Они заплатили мне за молчание, но я положила эти деньги тебе в кошелек. Они понадобятся тебе, чтобы начать жизнь с чистого листа.

– Тогда чем я могу отблагодарить тебя?

Мари огляделась по сторонам.

– Что-то для моей святыни, может быть. Ты должен благодарить Деву Марию за то, что спасла твою жизнь.

Черный археолог закрыл глаза, желая, чтобы она попросила вместо этого новый телевизор.

– Для твоей святыни… что? Какой-нибудь ладан?

– Burro. Ладан стоит десять песо. Это во столько ты оцениваешь свою жизнь? – Впервые он видел ее разгневанной.

– Мне бы хотелось больше марихуаны, – ответил он в надежде, что формальное название будет звучать более по– медицински.

– Ты принимаешь слишком много наркотиков.

– Травка – это ж вообще ни о чем.

– У тебя все на лбу написано. Я читаю тебя, как раскрытую книгу.

– Еще немножко травки, mamá.

– Я тебе не mamá. – Женщина потянулась за косяком. – Я твоя тетя-лесбиянка. Пей свой чай.

На следующее утро Мари подняла его, настаивая, что ему нужен свежий воздух. До тех пор черный археолог покидал свою комнату, только чтобы сходить в туалет. Хотя было еще довольно рано, зной уже разливался волнами по двору. Он пошатнулся, сжал ее руку, пытаясь держаться бодро. Она взяла ведро с абрикосами и помогла черному археологу дойти до забора.

Его взору открылся сад такой магической красоты, что он не сразу поверил, что видит его наяву. Дикие орхидеи, уздечки лозы, папоротники размером с жирафов, апельсины, кормушки для птиц, коралловые цветы – уголок тропических лесов Амазонки в мексиканском квартале, где обитал средний класс. Эта картина напомнила ему детские рисунки, когда учителя говорили школьникам, чтобы те не оставляли на листе бумаги пустых участков.

– Мне пора на работу, – сказала Мари. – Посиди здесь немного.

Черному археологу не хотелось оставаться в одиночестве.

– Что я буду здесь делать?

Мари указала на скамейку:

– Отдыхать.

Она оставила его. Он сел на скамейку, чихнул. Перегной. Лилии. Целые облака чертовой пыльцы. Идеальное место для змей. Он не привык находиться на природе и не мог определить, нравится ему это или нет. Но спустя некоторое время он расслабился и уже не пытался возвыситься над тем, что его окружало. Он рассмотрел все растения по порядку. Апельсиновые деревья. Кактусы, похожие на фейерверки. Десятки видов цветов, названий которых он не знал. В дальнем конце сада стояла святыня Мари – каменная статуя Богородицы высотой в метр, с распростертыми руками, благословляющая агнцев, нет, стадо, сад, да что угодно. С церковных свечей капал белый воск.

Мимо его лица промелькнуло что-то серое. Господи помилуй, колибри. Птичка опустилась на трубку с красным сахарным сиропом. Его отец рассказывал ему о колибри. Мелкие птички. Хрупкие. Некоторые из них весят меньше пенни. Машут крыльями, как сумасшедшие, чтобы удержаться на одном месте. Ищут цветочную сладость. Ему было знакомо это чувство. Душа его преисполнилась печали, когда он наблюдал за тем, как проклятая птица опыляет цветы. Глупая маленькая птичка, которую он мог бы убить одним ударом кулака.

Ему не хватало ощущения кайфа. Он скучал по этому состоянию больше, чем скучал по отцу, матери и давней подружке, вместе взятым. Он родился хорошим, но потом что-то произошло. Бремя неудач, провалы, а теперь… Что он мог сделать теперь? Откопать себя? Вернуть обратно все хорошее? Растить себя подобно тому, как растят сад? Каждый день сажать новое семя.

Он раскрыл абрикос и, держа его сочную плоть в ладони, попытался представить себя деревом. Ветвистым. Крепким. Но птичка сосредоточилась на красном сиропе. Она погружала в него свой клюв размером с иголку и жадно пила. Я здесь, маленькая птичка с настоящим фруктом. Может быть, он должен был спеть. Рука начинала уставать. Он разломал абрикос надвое, развел руки, удерживая равновесие. Он был в тридцати секундах от того, чтобы почувствовать себя идиотом, в тридцати секундах от того, чтобы прыгнуть через забор и броситься искать Пико. Между пальцами струился сок. Птичка не прилетит. Может, колибри не нравятся абрикосы. Может, стоит купить птичке чертову кока-колу. Нет, кретин. Просто стой здесь. Жди. Привыкай ждать хорошего.

В этой тишине, в ожидании птички, которая так и не прилетела, черный археолог понял, что он должен дать Мари для ее святыни – самое святое, что у него было, – но ему понадобится каждый грамм хитрости и мужества, а может, даже молитва, чтобы защитить это. Мари была права: его жизнь стоит намного больше, чем ладан.

Человек, которого исключили из колледжа в Дивайде, штат Колорадо, был сокровищем мирового масштаба.

Посетить мастерскую Сальвадора поначалу показалось Анне хорошей идеей, но сейчас, когда она стояла у дверей студии, ее визит показался ей глупым и самонадеянным. Что, если его приглашение было всего лишь жестом вежливости? Возможно, убийство создало иллюзию интимности, от которой не осталось и следа. Что, если ей жутко не понравятся его картины? Ее подруга Элис когда-то пошутила, сказав, что самый опасный момент в отношениях наступает, когда партнер предлагает почитать тебе свои стихи. Ладно, она справится. Будет любезна, будет задавать вопросы в надежде, что он примет любопытство за положительную оценку. Она найдет пристойную картину и уделит ей все свое внимание.