Бернар Миньер - Не гаси свет

— Ммм…

Он открыл окно, и ледяной ветер зашвырнул в комнату несколько мохнатых хлопьев снега. Сыщик поежился — он не любил холод, и ему не нравился терпкий запах дыма, а вот его собеседник словно бы и не заметил перемены температуры.

— Она действительно изменилась, я бы сказал — потеряла голову. — Директор выдохнул дым, посмотрел на полицейского в упор и добавил, чеканя слова: — Она просто-напросто сошла с ума.

Серваса кинуло в жар.

— Селии казалось, что ее кто-то преследует, она едва справлялась с приступами паранойи, говорила, что за нею следят, шпионят, что ей хотят причинить вред… Она перестала доверять даже сотрудникам центра, и я не стал исключением. — В голосе директора прозвучала подлинная печаль. — Сначала я не придавал значения переменам в ее поведении, хоть и замечал, что она иногда ведет себя странно, что бывает нервной и беспокойной… Но я относил это на счет волнения из-за выставки. Успех был очень важен для Селии, она работала день и ночь, но ее психологическое состояние ухудшалось, в ней проявлялись враждебность и подозрительность. Она не просто перестала доверять мне, но еще и обвинила меня в кознях. Малейшее отклонение от привычного порядка вещей мгновенно выбивало ее из колеи. Думаю, временами ей казалось, что весь мир ополчился против нее.

Мартен слушал, и его пробирала дрожь. Не от холода — от охотничьего азарта.

— Однажды произошел досадный инцидент, — продолжал руководитель центра. — Селия провела вторую половину дня в мастерской, с ребятами, она много фотографировала, выглядела довольной и расслабленной, а потом вдруг заметила чей-то силуэт во дворе у ворот. Это был мужчина с фотоаппаратом. Селия начала что-то бессвязно выкрикивать, едва не разрыдалась, а потом позвала на помощь двух добровольцев и пошла выяснять отношения. Она сорвалась — оскорбляла того человека, ударила его, попыталась отнять фотоаппарат…

Наверху зазвучала цыганская скрипка.

— Тот тип оказался журналистом местной газеты. Его послали сделать репортаж о нашем доме-убежище, так что уладить недоразумение было очень непросто… — Директор вздохнул. — Я попросил Селию уйти и не возвращаться — мы с трудом находим общий язык с прессой, нам очень важно, чтобы люди понимали, чем мы занимаемся, чего хотим добиться для живущих здесь семей, так что, сами понимаете… Потом я пожалел, что не попытался объясниться с Селией, но, как говорится, сделанного не воротишь.

— Вы знаете, чего именно она боялась? — спросил Мартен.

На улице загудела машина.

— Не чего — кого. Незадолго до смерти она заявила, что кто-то желает ей зла, хочет разрушить ее жизнь… — Собеседник сыщика выдержал паузу, а потом продолжил: — Мсье… как, вы сказали, вас зовут? Сервас? Так вот, мсье Сервас, позвольте задать вам вопрос.

Его серые глаза смотрели пристально и недоверчиво.

— Конечно, спрашивайте, — кивнул полицейский.

— Почему вы заинтересовались Селией именно сейчас, год спустя? Что, дело снова открыли? Честно говоря, все это выглядит несколько… странно. — Он стряхнул пепел в окно. — Если не ошибаюсь, ваш визит носит скорее неофициальный характер?

— Угадали, — не стал отпираться майор.

— Вы были знакомы с Селией Яблонкой?

— Нет.

— Знали кого-то из ее друзей или родственников? Кто попросил вас прийти сюда?

— Мне жаль, но на этот вопрос я ответить не могу.

— Из какого вы отдела? Год назад я вас среди следователей не видел.

— Я работаю в Департаменте криминальной полиции.

Директор нахмурился:

— С каких пор уголовка занимается самоубийствами? Возможно, Селия не покончила с собой, и это было…

— У нас нет ни малейших сомнений в том, что она убила себя.

— Ладно. Примем за данность… Но тогда история выглядит еще более странной, — прокомментировал тощий верзила, выпустив колечко дыма под потолок. — Не обижайтесь, но вы и сами выглядите неважно.

Сервас вернулся в пансионат около пяти. На город опускались зимние сумерки, на улице было неуютно, а в окнах горел свет, и дом навевал ощущение тепла и покоя, что было особенно необходимо большинству его обитателей.

Сыщик заглушил мотор и бросил взгляд на свою трясущуюся руку. «Проклятые сигариллы…» — подумал он и пошел по присыпанной снегом гравиевой дорожке к входу. Из большой гостиной доносились голоса — время ужина еще не наступило. В здешнем заведении тоже имелись мастерские: театральная, мастерская игры в белот, мастерская сплетен, мастерская жалоб, мастерская воспоминаний…

Мужчина поднялся в свою комнату под крышей, перескакивая через две ступеньки, отпер дверь и сразу зажег лампу на столе — потолочный плафон давал мало света. Включив компьютер, он кликнул на иконку с портретом Густава Малера в углу экрана, и из колонок полились звуки — плавные, чистые, прозрачные, напоминающие ледяную капель. Музыка навевала чувство умиротворения. Романс «Я шел веселый». Фортепианная версия в исполнении самого Малера была записана на валики в 1890 году, позже была сделана перезапись этой вещи, а потом ее оцифровали. Пальцы великого музыканта легко касались клавиш «Стейнвея», извлекая из инструмента невесомые, как крылья бабочки, ноты, которые остались в веках, чтобы Сервас мог наслаждаться ими сегодня.

«Иногда передовые технологии действительно творят чудеса, — подумал он, — пусть даже в них есть нечто дьявольское». Полицейский взглянул на часы — 17.16 — и достал телефон.

— Привет, Мартен… — услышал он знакомый голос.

Это был Дегранж, инспектор Службы общественной безопасности, прямой, честный, наделенный от природы чутьем, которому мог бы позавидовать самый породистый бладхаунд. Прежде чем перейти в уголовную полицию, Сервас был его напарником и полностью ему доверял.

— Сколько лет, сколько зим… — протянул Дегранж. Ему была известна история с «польской коробкой», но сдержанность и чувство такта не позволяли ему упомянуть об этом впрямую.

— Я в отпуске по болезни, — ответил Сервас.

Без комментариев…

Затем Мартен из вежливости поинтересовался, как поживают дочери Дегранжа. Обе были немыслимыми красотками, росли не по дням, а по часам и вызывали восхищение у всех окружающих.

— Ты вряд ли звонишь, чтобы поболтать о моих девочках, Мартен, я угадал? — спросил наконец инспектор.

Сервас решил не темнить:

— Имя Селия Яблонка тебе что-нибудь говорит?

— Девушка, перерезавшая себе горло в отеле «Томас Вильсон»? Конечно.

— Я хочу посмотреть то дело…

— Зачем?

Прямо и без обиняков. Майор знал, что его бывший коллега ждет такого же прямого ответа, и предпочел сказать правду:

— Кто-то прислал мне ключ от номера, где она умерла.

Пауза.

— Есть идеи насчет личности «дарителя»? — уточнил наконец Дегранж.