Лилия Беляева - Убийца-юморист

— Знаю.

— Мы рады, что хотя бы по двести…

— Если хотите — подарим, — вдруг предложил Павел Федоров. — Вот моя…

Я ещё не знала, пригодится ли мне когда-то и где-то столь плотное знакомство с этими начинающими писателями, но шестое чувство подсказывало: «Не упускай момент! Пожалеешь!»

Вдруг Ирина показала рукой на Павла и произнесла:

— Тоже в Чечне воевал… Тоже хлебнул… Мне нужен был шофер, я ему предложила. Кажется, мы довольны друг другом.

— Я-то уж ещё как! — ответил Павел. — Я и не думал… Вышел из госпиталя полузалеченный…

Он словно бы рывком раздернул рубаху на груди. Кривой, какой-то складчатый рубец змеился по левой стороне его груди и до пояса, и, наверно, ещё ниже…

В комнате стояла тишина.

— Вышел, значит, — Павел медленно застегнул рубашку. — И куда? Кому нужен? Карманы полны стихов… Писал, писал, пока лежал… В уме сочинял даже под капельницами. Случай выручил. В газете увидел фотографию. На ней Владимир Сергеевич с начинающими литераторами, и один, вот он, Андрей, тоже после Чечни… Позвонил, узнал адрес, пришел… Никогда не забуду, как меня принял и Владимир Сергеевич и Ирина Георгиевна. Сразу все поняли. Предложили шофером… А я ведь танкист-водитель и до армии шоферил… Теперь вот и работу имею… жениться успел на москвичке… и стихи учусь писать. Ирина Георгиевна много подсказывает. Вот об этом напишите, что и хорошие люди есть, а то по телеку как заведут о ворюгах да бандитах…

— Кто машину вел, когда случилась авария? — дернуло меня спросить.

Павел поднял обе руки вверх:

— Чур не я! Сама Ирина Георгиевна. Я на другой, на «вольвушке» ездил в совхоз за молоком, творогом и мясом.

Разговор словно бы был исчерпан. Ирина улыбалась всем и никому в особенности с высоких подушек. Гости дописывали что-то, адресованное мне, в своих книжечках.

Один Андрей как сидел в углу, в кресле, так и продолжал сидеть.

— Андрюша, а ты? — обратилась к нему хозяйка.

— Не играю. Не хочу грузить человека своими ещё совсем слабенькими работами, — отозвался он непреклонно. — Я о другом… Я все о том, как они меня обманули! Притворились писателями, а на деле — одна фигня! При советской власти рвали друг у друга куски и сейчас рвут! Все! И русские, и нерусские! Как жили шайками, так и продолжают жить. А эти, наивные, — он небрежно бросил руку с вялыми пальцами в сторону своих приятелей и приятельниц, — ещё думают, что я чернуху лью! Они ещё мечтают в литинститут пробиться! А там чего стоит один тамошний начальничек, ексель-моксель, автор романушки «Синхронизатор», да ведь голый педераст! Зачеты ставит голодным парням за сеанс общения! Они сами рассказывают! Они рассказывают, а у меня шерсть на загривке дыбом зараз! А он, этот деятель, в телек вылезает, насчет высокого искусства губами шлепает! И все уши распустили! За национальную идею хлопочет, потаскун! Ну я пошел. Вам, Ирина Георгиевна, пора отдохнуть…

Спальня быстро опустела. Я сунула тонкие книжечки голубого цвета в свою сумку, спросила сразу и без подходов:

— Случайно или?..

— Насчет случайности исключается, — задумчиво, покладисто отозвалась Ирина, закрыв глаза. — Как сейчас вижу — пергидролевые кудри и бешеный, злорадный блеск карих глаз…

— То есть?

— То есть Наташка собственной персоной, предпоследняя жена Владимира Сергеевича. Она же сумасшедшая! Алкоголичка и наркоманка! Она время от времени врывается в мой дом. И кричит, что все равно не даст мне житья, все равно от меня камня на камне не оставит и отомстит за то, что я увела её мужа!

— И это кто-то слышал?

— Да, думаю, весь поселок! Так орала, так орала в последний раз. И, конечно, Андрей слышал, Лина, домработница. Она здесь. Хотите позову? Если мне не верите?..

Но моего согласия не стала дожидаться, крикнула громко и ещё позвонила в колокольчик.

Грузная женщина в фартуке, которую я уже видела, с угрюмым вниманием выслушала вопрос и с большим воодушевлением подтвердила:

— Грозилась. У ней давно не все дома. Пьяница. От неё всякого можно ожидать. Она в меня веником кинула. Она все инопланетян ждет. Они прилетят и заберут её на какую-то звезду, где все лиловое и цветы выше человеческого роста, и какие-то струны на небе, все небо, говорит, в золотых струнах, все небо играет музыку. В общем, с мозгами у бабеночки худо. Вот и Владимир Сергеевич терпел, видно, терпел, а потом взял и ушел…

Я так поняла: Лина — новая домработница, замена той, что была прежде, с которой я поговорила в электричке и которая много чего знает, неведомого Лине. И самое, может, существенное, потому что при ней случился инфаркт у Михайлова…

Почему, по какой причине Ирина сменила домработницу?

Я, было, собралась задать ей этот вопрос, но… перетерпела и зашла совсем с другого боку:

— Ирина Георгиевна, ну как же так…

Ее лицо белело на моих глазах, глаза остановились, ей словно бы становилось плохо, но она держалась.

Я продолжала:

— … как же так — вы даже знаете, кто вам устроил эту аварию… вы сообщили в милицию, кого подозреваете?

— Зачем? — быстро отозвалась она. — Что это даст? У милиции других забот нет? Та машина исчезла сразу же, ну, наехавшая… И нигде её нет. Сказали: «Будем искать». Дежурное утешение.

— Но если эта Наташа на своей машине…

— Она могла взять чужую. Она — авантюристка. Она однажды, Владимир Сергеевич рассказывал, захотела и чужой катер завела, и в море в самый шторм. Как не утонула! Для неё никаких преград нет! Это чудовище! Вечно пьяная наглячка! Сколько крови она попортила Владимиру Сергеевичу!

— Вы считаете, мне совсем не стоит к ней идти? Чтобы расспросить о…

— Да нет! Как хотите! Но только знайте — она состоит на учете в психдиспансере! Она живет в бреду! Ни одному её слову не стоит верить! Ее никто и судить не будет! Умалишенных не судят!

Кровь бросилась в её только что меловое лицо. Она вздохнула уж точно облегченно и заговорила в убыстренном темпе, как человек, который только что избежал опасности:

— Хорошо, что я стихи пишу. Стихи помогают многое переживать. Но в последнее время редко… Еще не настроилась. Еще совсем рядом похороны, венки, речи… Гнетет. Я до свадьбы выпустила пят сборников. Но когда вышла замуж за Владимира Сергеевича — вообще бросила писать. Почему? Рядом с таким талантом! Не пошло! Хотя он просил, настаивал… Но знаете ли, жена писателя — это жена писателя. Она просто обязана бросить все свои занятия и заботиться только о том, чтобы её любимый человек не знал никаких бытовых забот. Именно так я и поступила. Именно так. И нисколько не жалею. При мне Владимир Сергеевич написал и выпустил книгу размышлений о литературе, вторую — о том, как следует воспитывать детей, и третью — мемуары. Всего за четыре года. Могу гордиться. При Наталье, последние два года жизни с ней, он написал лишь одну пьесу. А мои стихи… Я сейчас пишу. Читать вам не стану. Это глубоко личное… Чтобы развеять тоску… Понимаете?