Лилия Беляева - Игра в дурочку

— А чем заболела? — «девица из Воркуты» подняла на всполошившуюся сестру-хозяйку навивные глаза.

— Чем старые люди болеют? Неможется и все. Чуть давление не то, им уже и ходить на волю не по карману, только лежат и лежат…

— А как её зовут… чтоб знать?

— Обнорская Серафима Андреевна.

— Ой! — радостно встрепенулась «девица из Воркуты». — Это ещё такая актриса была… из старых фильмов… Эту помню. В комедиях играла?

— Она и есть. Тут их, актрис этих, навалом. У кого характер ничего, а у другой — оторви да брось. Эту не тронь! Чума! Давая я тебя с мужчиной познакомлю, ученый, и сейчас в институт ездит, лекции читает. Ну как же, чего ты? — позвала она, когда из-за двери раздалось: «Войдите!»

Но я не сразу переступила порог этой квартирки, я словно бы собиралась с духом… Потому что учуяла запах гари, еле слышный, но все равно страшненький, опасный. Я только сейчас догадалась, что меня привели в недавнюю обитель Мордвиновой, её могилу…

— Не робей! Чего ты? — подбодрила меня тетя Аня. — Никто тебя здесь не укусит!

Я вошла следом за ней и поразилась: как быстро, ловко привели тут все в порядок, покрасили, побелили, наклеили новые голубенькие обои! Никаких наглядных примет недавнего пожарища! Словно ничего и не было! Словно мне лично привиделся страшный, неправдоподобный сон, как здесь ползали в поисках сокровищ три хищные бабенки, в том числе и добродушная толстуха тетя Аня, как зловеще блестел ножик в руках красотки «Быстрицкой»…

Полная смена декораций! Уют и комфорт! Комната заставлена стариной, тяжелой с виду мебелью: кровать с высокими деревянными, в узорах, «стенками», сверху шерстяной плед в крупных квадратах, там же, слева, ближе к окну, — торшер с розовым полураскрытым зонтиком, у окна — письменный стол с изумрудным сукном и красивой лампой на подставке в форме зеленоватого, удлиненного, стеклянного шара, справа секретер со множеством ящичков, обрамленных позолоченными виньетками. Сам хозяин сидел за круглым столом в черном мягком кожаном кресле. Перед ним на салфетке стояла синенькая золоченая чашка на синеньком золоченом блюдце, поднимался парок, в хрустальной вазочке хвостиками вверх лежали конфеты в цветных обертках… В руках этот бородатый старик держал книгу.

При виде нас он снял очки, обеими руками расправил свою обширную картинную белую бороду. Мне он показался каким-то ненастоящим, придуманным персонажем, каким-то миражом, как и вся эта заново обставленная комната с голубыми обоями… Было такое впечатление, что его сюда посадили нарочно, чтоб при случае возмущенно удивляться: «Какая Мордвинова? Какой пожар? Какой труп?» Тем более, что круглый стол, возле которого сидел ученый дедуля, был так уютно занавешен пурпурной бархатной скатертью, а на ней красовалось, кроме всего прочего, снежно-белое блюдо с апельсинами… Так сказать, наглядные приметы вполне реального, налаженного, эстетически привлекательного, быта…

Да! Еще здесь хотела вспорхнуть над фарфоровым круглым циферблатом прекрасных старинных часов парочка прелестных амуров.

Стоило бы упомянуть также о телевизоре «Сони» и магнитофоне, и о занавесках на окне из легкого белого шелка в меленьких алых гвоздиках… И впрямь: «Какая Мордвинова? Какой пожар? Какой труп?»

А разве не устоявшимся уютом веяло от пейзажа на стене, в темной лакированной раме, где среди пышных дерев резвились маркизы, дамы в кринолинах и бегали симпатичнейшие белые собачки с острыми ушками?

Но, видимо, я закоснела в своем упорстве не принимать за чистую монету этот показательный «уголок быта». Мне и этот ученый, судя по корешкам книг, что стояли на полках, — искусствовед, казался так или иначе причастным к темному делу смерти актрисы, а возможно, и к причинам-следствиям наезда машины на гардеробщицу и гибели Павла…

Между тем тетя Аня приторно вежливым тоном объявляла о моем восшествии на престол:

— Если вы, Георгий Степанович, не возражаете… наша новенькая уборщица… её Наташей зовут… у вас тут сейчас уберется…

— Отчего же? — басовито ответствовал мой первый подопечный. — Я выйду в лоджию… посижу, почитаю… Ведь эта процедура не будет длиться вечно…

— Нет, нет, — услужливо пообещала я.

— Ну и чудненько! — старик встал и оказался крупен, солиден, похож на адмирала в отставке.

Несколько минут, пока я протирала в комнате, тетя Аня наблюдала за мной. Но я так старалась, как никогда! И она, видимо, довольная, ушла… Не снижая темпа и качества, я пропылесосила в комнате ковровое покрытие, похожее на материал для солдатской шинели… И принялась прибираться в ванной, где от меня ждали той же самоотверженности кафельные стены, ванна, а также унитаз и прочее. И в тот момент, когда я протирала трубы в шкафчике под умывальником и находилась в достаточно непрезентабельной позе, точнее, задком кверху, — вдруг услыхала голос:

— Мне глянуть надо…

Не тети Анин, не дедулин, а совсем незнакомый, мужской… Я замерла на миг, потом, не вставая с карачек, оглянулась…

— Тут протечка… Гляну… — надо мной стоял шофер и он же Мастер на все руки чернобровый Володя, поджарый, темнокожий, кареглазый, похожий на араба.

— Ага, ага, — простодушно согласилась «Наташа из Воркуты» и поднялась с колен, неловко держа тряпку в руке и явно смущаясь и оттого краснея.

Парень поставил на крышку унитаза коричневый чемоданчик с обтерханными углами, ждал, когда девица догадается выйти из тесного двоим помещеньица. Она догадалась и, встав в дверях, смотрела, как он вытащил из чемоданчика что-то вроде гаечного ключа и полез под ванну… Она заметила, что джинсы на нем стираные-перестиранные, но чистенькие, без пятен. Прежде чем стать на колени, он постелил принесенный кусок обоев.

Что уж он там делал под ванной — не поняла, но когда уходил, внезапно приостановился и, глянув на меня зорко, как птица, неловко протянул руку и смущенно пробормотал:

— Владимир… А тебя?

— Наташа.

— Краны не перекручивай, а то… — были его последние слова.

Он исчез и тотчас возникла дама в цилиндре, пелеринке, зеленых брюках-клеш.

— Вы новенькая? Наташа? Вообразите!..

Как оказалось, это была Ава Пирелли, достопримечательность здешних мест, бывшая цирковая наездница с малопрестижного третьего этажа. Видимо, страдающая легкой формой слабоумия, она отличалась забывчивостью и повышенной эмоциональностью, повторяя одну и ту же услышанную с утра по телевизору новость:

— Вообразите! В цирке нечем кормить хищников! Кажется, в Узбекистане. Или в Киргизии. Неважно. Нечем! Хотя животные должны питаться регулярно и получать витамины!

Или:

— Вообразите, Александр Невзоров купил себе лошадь! Вообразите, за две тысячи долларов! Как… как велосипед. Захотел и купил. Но ведь это огромные деньги! Вообразите, лошадь в личном пользовании!