Лилия Дерябина - Белая лилия, или История девочки в немецком плену

© Дерябина Л.В., текст, 2015

© фото из семейного архива

Уважаемые читатели!

История хранит немало воспоминаний о войне, о судьбах детей, побывавших в концлагерях, работавших в плену в фашистской Германии.

Воспоминания Дерябиной Лилии Васильевны, которые мы собираемся предложить Вашему вниманию, могут показаться кому-то уже где-то прочитанными или ранее слышанными. Но никого, и в этом мы убеждены, они не оставят равнодушными. Они трогают душу искренностью беззащитного ребенка, на месте которого могли оказаться и мы, и наши дети, родись лет на семьдесят раньше. Они очень правдивы и искренни.

Нам трудно представить, как эта маленькая девочка могла вынести столько испытаний и горя, перенести столько страха и боли. И не только вынести, но и помочь выжить в тех нечеловеческих условиях маме и братику, сохранить веру и любовь к жизни.

Много лет Лилия Васильевна собиралась рассказать историю своей жизни. Но всегда что-то останавливало. Сначала хотелось все скорее забыть, потом страшно было вспоминать о пережитом.

Но сегодня, когда в мире опять неспокойно, когда каждый день видишь на экране перепуганных и плачущих детей, лагеря беженцев; людей, брошенных своей страной и не принятый другой, начинаешь понимать, пришло время вспомнить то, что было семьдесят лет назад.

Угроза фашизма, насилия становится реальностью, поэтому книга Лилии Васильевны Дерябиной особенно актуальна сегодня.

Я — бывший несовершеннолетний узник концлагерей. Так называется официальный статус детей, побывавших в концлагерях и гетто, созданных фашистами и их союзниками, во время Великой Отечественной войны 1941–1945 годов.

Это сейчас меня зовут Лилия Васильевна, а в те годы я была маленькой девочкой, и звали меня просто Лиля. От имени Лили я и буду вести свой рассказ о самой страшной войне в истории ХХ века. Я — непосредственный ее свидетель и в какой-то степени участник.

Много испытаний мне пришлось пережить: и жестокие годы войны, и ад фашистский концлагерей, и голодное послевоенное детство, и равнодушие и черствость чиновников в зрелом возрасте. Но особенно тяжела была ноша непонятной мне вины перед Родиной. Вины за то, что была в плену в фашистской Германии.

Я хочу рассказать о событиях, которые тяжелым катком прошлись по моей жизни. Таким тяжелым, что я до сих пор просыпаюсь в холодном поту, если вижу сны из тех лет, в которых возникают отдельные эпизоды моей жизни в мельчайших подробностях: снова слышу выстрелы, лай собак, немецкую речь, плач и стоны людей. Просыпаюсь в страхе и бегу на кухню, наливаю в стакан воды, капаю несколько капель валерианы и возвращаюсь в постель, но уснуть уже не могу …

Я хочу, чтобы нынешнее поколение знало правду о том, что пришлось вынести всему нашему советскому народу в Великую Отечественную войну и особенно нам, детям …

Что осталось в памяти из того далекого времени?

Очень хорошо помню начало июня 1941 года. Владивосток. Жаркое, душное утро приморского города. Мы на железнодорожном вокзале. Меня и маму провожают на поезд Владивосток-Москва, мы едем в отпуск в город Брянск к папиным родителям. Папа уже там.

Мне четыре с лишним года, я — крепкий здоровый ребенок, веселый и очень подвижный.

Мама небольшого роста, гордая осанка и тонкие черты. У нее густая копна темно-каштановых волос, ее миндалевидные зеленые глаза так и искрятся! Прощались с родственниками легко — ведь мы думали, что через месяц они снова будут нас встречать на этом же вокзале.

Увы! Тогда мы и не предполагали, что уже никогда не вернемся в свой родной город!

Путь предстоял долгий. В нашем вагоне всего двое детей: я и мальчик лет пяти. Мы весело резвились. Пассажиры относились к нам дружелюбно, приглашали в купе, угощали чем-то вкусным. Помню, как кто-то крикнул «Байкал!», и все кинулись к окнам. Вода Байкала подкатывала прямо под колеса вагона, и мне казалось, что вагон плывет по озеру, как корабль…

В Брянске нас встречали папа и дед. Высокий, широкоплечий, статный мужчина, с пышными усами и удивительно молодыми, ярко-голубыми, глазами. Когда мы вышли из вагона, он поднес руку ко лбу и, подмигнув, сказал моему отцу: «Вася, ты кого привез, я что-то никого не вижу?»

Подошел к моей маме, обнял ее, поцеловал, потом подхватил меня и посадил себе на плечи. Недалеко у станции стояла лошадь с подводой.

Дед усадил всех на подводу, и мы тронулись в путь, в деревню Малое Полпино. Дорога проходила через густой лес. Я вертела головой — мне все было интересно. Подъехав к дому, дед открыл ворота и по ступенькам красивого крыльца завел нас в чистую горницу, украшенную вышитыми занавесками.

Посредине стоял большой деревянный стол, за которым сидела молодая женщина. Дед сказал: «Моя жена Дарья!» Потом ласково попросил ее: «Дашенька, пожалуйста, накрой стол». Она встала, постелила вышитую скатерть, поставила деревянные тарелки и ложки, вынула из русской печи большой чугунок и положила в него деревянный черпак.

Я впервые видела такую посуду и с интересом рассматривала ее. Дед сам разлил по мискам борщ, который мне очень понравился, он был наваристым и ароматным. Взрослые немного поговорили, и дед сказал: «Жена, неси похлебку!»

Я выросла в городе и знала, что на «первое» дают суп, а на второе — котлету или рыбу. А жена деда принесла картофельный суп, заправленный молоком. Я закричала: «Не хочу супа, дайте похлебку!» Я думала, что похлебка — это что-то «второе». Все засмеялись, а дед положил мне в тарелку кашу с куском мяса.

Утром, проснувшись, я сразу побежала во двор и увидела гусыню с гусятами. Гусята были такие хорошенькие, пушистые, что мне захотелось их погладить. В этот момент между мной и гусятами возникла мама-гусыня. Она, конечно же, бросилась на защиту своих малышей и больно щипнула меня за руку.

Я вскрикнула и хотела убежать, но гусыня погналась за мной, ухватив клювом подол моего платья. Шум, крик. Прибежали взрослые, отогнали гусыню, но у меня еще долго оставался большой синяк…

Больше я не делала попыток подходить к животным.

Мы приехали в начале июня, а через полмесяца началась война. Отец, кадровый офицер, сразу явился в военкомат, где получил направление на фронт. Почему-то проводы отца на фронт я запомнила особенно хорошо. Был солнечный день. Поезд стоял посреди поля. Мама обнимала отца и плакала, а я, не понимая, что происходит, прыгала, рвала цветы и пела. Мама окликнула меня: «Иди, попрощайся с отцом, он уезжает».