Лилия Беляева - Игра в дурочку

Машина остановилась передо мной, когда я уже опустила руку, голову и хвост. Белый «жигуленок», а в нем — женщина. Я без звука забралась на заднее сиденье и — выключилась. Был ли это сон или провал во тьму абсолютной усталости, сродни одури, — не знаю. Но судьбе захотелось распорядиться так, чтобы я пришла в себя не где-нибудь, а в больнице. Сердобольная женщина оказалась врачом.

Все, что стряслось со мной, как потом я вычислила, за три дня, превратило мое тело в раскаленную биомассу. Высокая температура выкинула меня из сообщения человеков разумных. Я бредила, как мне потом рассказали, повторяя одни и те же слова — «вороны»… «крысы»… «дайте автомат»…

Очнулась в тишине душистого вечера. Запах шел от огромного, лохматого букета жасмина, что стоял поблизости на тумбочке. Ме захотелось потрогать прохладный белый цветок. Но рука поднялась с трудом. И тотчас опустилась.

— Ничего, ничего. Все самое плохое позади, — услыхала я голос. Сдвинула зрачки в ту сторону, потом медленно повернула голову.

Постороннее мужское лицо нависло над моим… Постороннее, но с веселым, знакомым блеском в карих глазах.

— Михаил… ты, что ли? Ты же должен быть в Таджикистане, прошелестел мой голос.

— Много где я побывал! — ответил знакомый бас. — В том числе и в Таджикистане…

— А как ты узнал, что я… Может быть, ты знаешь, как мои… мама… Митька… Маринка с Олежкой…

— Не волнуйся. Живы-здоровы. — Он положил свою лапищу мне на голову и нежно, проникновенно оскорбил: — Безумная! Куда влезла! На одном энтузиазме!

— А ты сам? Твой Таджикистан… Или не признаешь равноправия? В Америке тебя бы феминистки побили туфлями с острым каблуком… Обязательно.

— Оч-чень хорошо! Раз юмор вернулся — девушке жить суждено! — заключил он и потискал мою вялую руку в своей. — Тебе привет от Токарева Николая Федоровича.

Я закрыла глаза. Чтоб пережить момент. У меня опять, пусть ненадолго, но смешалось все в один ком: Михаил, «бомж», Токарев, Интеллектуал-допросчик из комфортабельного подвала, неведомо где расположенного… Даже в животе похолодело: «Они что ж, все заодно?!»

— Где же он… Токарев? — спросила с налетом злой насмешки, а в действительности еле молвила, полузадушенная испугом.

— В госпитале. В него стреляли. Три пули укусили. Одна в голову. Ему всевышний помог. Ни одна, как говорят врачи, не задела жизненно важные центры.

— А я-то думала…

— Убежден: много у тебя накопилось мусорных мыслей. Ты ведь рассчитывала, что как только встретишься с Токаревым — все как по маслу… Верно говорю?

— Верно. В чем же мой просчет?

— За тобой уже следили. Для них не был секретом и номер машины Токарева. Как и его возможности, связи.

— Значит, его из-за меня?

— Не бери в голову. У них с ним старые счеты. Старик им сильно мешал. Продажные шкуры снабжают их информацией с пылу-жару — вот в чем беда. Думаешь — свой в доску, а он автомат наизготовку и по тебе от бедра веером.

— Как интересно… как интересно-то… А можно узнать, кто… кто ты сам? Я ведь думала, ты просто…

— Фотограф? Любитель жучков, паучков, бабочек?

— Естественно. Ты в каком звании-то? Майор?

— Обижаешь, подружка. Бери выше — адмирал всех морей и океанов, включая Памир. Почему замолчала?

Я не спускала с него глаз:

— Потому что отучилась с некоторых пор верить на слово. Ваши документы!

Михаил посмотрел на меня с печалью жалости, сунул руку в карман пиджака, вынул книжечку темно-бордового цвета, развернул и держал так перед моими глазами, пока я не сказала:

— Почему только раз позвонил? Я ждала.

— Потому, чудо заморское, что не было у меня возможностей. Глянь, как хожу.

Михаил встал, направился к двери, припадая на правую ногу.

— Что это?

— А пулька нечаянная. Сама ж знаешь, в Таджикистане этих нечаянных пулек что пчел в улье. Ты, Татьяна, расположена рассказать, где побывала, что повидала? Не мне, я хохотун большой, а очень серьезному человеку?

— Молодому и красивому?

— Есть и такие. Подберем!

— Из тех, кто, «не считаясь с опасностью», «с осунувшимися лицами и воспаленными глазами»?

— Точно. Еще есть вопросы по существу?

— Есть, — я поглядела в зарешеченное окно, на дверь, на потолок, изучила попутно стены, притянула к себе поближе Михаила за лацкан серого, явно парадного пиджака — и произнесла, наконец, то самое, рисковое, потаенное слово, залежавшееся где-то глубоко в печенках-селезенках:

— Наркотики? Они?

Он рассмеялся, закинув вверх каштаново-пегую бороду:

— Дошло, наконец!

— Нет, я давно стала подозревать…

— Не ври, ты все больше охала-ахала по поводу старух, как их обирают после смерти. Тебе эти моменты расстраивали душу… Ничего не скажешь лихо, талантливо работала банда, что мужички, что бабеночки.

Тут уж лежать я не могла. Села в постели. Михаил подсуетился, торчком поставил подушку мне под спину.

— Ишь как разрезвилась! А все почему? А все потому, что женское жгучее любопытство есть первая и основополагающая черта слабого пола! Не сдвигай сурово брови. Есть утешение. Ювенал сказал: «Никогда не привести столь искусных и постыдных примеров. Чтобы не осталось ещё худших», А Вергилий…

— Михаил! — страшным голосом позвала я. — Так ты знаешь того… интеллектуала, который цитировал мне Вергилия, Платона?.. Где он? Кто он? Или это был ты сам, но в маске?

Михаил даже рукой прикрылся от напора моего нетерпения.

— Фигушки! — заявил. — не все сразу. Вот встанешь на ноги, и пойдем мы гулять по здешнему парку…

— Ой, вредный какой!

— Еще хуже, чем ты думаешь! — похвалился и поднялся.

— Жду! Изнемогаю! Хочу все знать! И почему они, все-таки, меня не прибили? Хотя могли… И что с Аллой, жива ли?

Он стоял у двери, покачивая кейсом, большой, сильный мужчина, и… как всякий настоящий мужчина… смотрел на меня покровительственно, если не сказать снисходя. Но теперь мне нравился этот взгляд. Тем более, что Михаил вдруг сказал:

— Вернусь с кувалдой. Имеешь право бить меня по голове, сколько влезет.

— За что?

— За то, что не придал особо серьезного значения твоему погружению. В события Дома ветеранов. Мои дела перевесили, казались куда как значительнее. Ошибочка вышла, гражданин начальник.

Подошел к моей постели, прихрамывая, наклонился, взял мою руку своей лапищей, поцеловал:

— Грамотно, в общем-то, била по цели. Вела себя и в Доме этих бестолковых ветеранов всяческих искусств, имею в виду. И с этими жлобами бизнес-бандитами… — Помолчал, посмотрел в окно, сквозь которое летнее полдневное солнце обливало комнату ярким, клетчатым светом, сменил тон: Заряжаем магазин… бронебойно-зажигательными! Три выстрела слева направо!

— Откуда знаешь, как я вела с ними?