Фридрих Незнанский - Прощай генерал… прости!

Турецкий сделал паузу и внимательно посмотрел на майора. У того расширились глаза и даже отвисла челюсть. Вот тебе и шуточки-прибауточки, майор…

Телефонная трубка продолжительное время молчала, но Турецкий терпеливо ожидал. Зорий Августович просто обязан был что-то ответить — соврать, категорически отказываться понимать, но никак не молчать — вот так, будто от неожиданного потрясения.

— Я ничего не понимаю, Александр Борисович, — тусклым голосом заговорил он. Ну правильно, и это — вариант. — Где вы находитесь? Откуда звоните? Вам нужна помощь?

— Ваша забота восхищает. Но давайте по порядку. Нахожусь я неподалеку от Хомутовской свалки, надеюсь, вам известно такое отхожее место в любимом вами городе? Звоню откуда? Из ближайшего отделения милиции. А что касается вашей помощи, то она отныне, полагаю, не нужна. Как и ваши добродетельные советы. И доброжелательство ваших подзащитных, всякого рода Бугаев и прочего скота помельче.

Турецкий сейчас нарочно шел на обострение, пытаясь заставить адвоката сорваться и в запальчивости проговориться. Но тот оказался гораздо более крепким орешком.

— Я готов понять вас, Александр Борисович, — смиренным тоном ответил тот. — Скажу больше, готов и в дальнейшем без всяких объяснений принять ваши извинения лично в мой адрес, ибо думаю, что могу себе представить, какими неординарными обстоятельствами продиктован ваш нервный срыв. Примите мои глубокие сожаления на сей счет. Видит бог, я ни сном ни духом не причастен к тем причинам, которые заставили вас пережить, видимо, довольно тяжкие испытания. Но ваш твердый голос и решительная интонация подсказывают мне, что ваше и физическое, и нравственное состояние в данный момент не нуждаются в посторонней поддержке. Еще раз примите мои соболезнования и извинения, но обычно в это время я еще вижу некоторые, с вашего позволения, сны. Всего доброго, Александр Борисович, до встречи…

Вот же сукин сын! А ведь он в курсе… И, возможно, даже ожидал подобной реакции. Слишком заученно гладко отвечал… Но он далеко не все знает, а потому совершает ошибку, которая может в конечном счете очень дорого ему обойтись…

— Спасибо, майор, — сказал Турецкий, кладя трубку на место. — Можно у тебя здесь где-нибудь умыться? — Конечно! — с готовностью отозвался тот. — Прошу за мной, здесь вам будет… — Похоже, что он еще не решился, как теперь называть неожиданного «клиента» — то ли по имени-отчеству, то ли по должности. — Вот, тут у нас умывальник. Мыло есть, полотенце, а курточку можете сюда повесить. — И он снял с вбитого в стену гвоздя плечики и протянул Турецкому.

Александр Борисович взглянул на себя в старое, криво висящее над рукомойником зеркало и поморщился: видик был — хуже некуда. Отливающий синевой и зеленью фингал вокруг правого глаза. Грязная ссадина прямо посреди лба, над переносицей. Раздутая, почти черная, нижняя губа. Вот отчего было так трудно говорить поначалу. И отчего постоянно как-то солоно во рту. Ну, происхождение всех этих «прелестей» можно будет позже посмотреть в кино, которое заснял Голованов. Но откуда взялся этот отравляющий самогонный дух?

Он скинул куртку, мысленно благодаря исключительно Божий Промысел за то, что она не приглянулась кому-нибудь из тех мерзавцев. Осторожно обмыл лицо, оттер черные от грязи руки, попытался очистить вконец испорченные брюки, покрытые непонятными рыжими и бурыми пятнами и потеками, которые тоже омерзительно воняли не то навозом, не то чем-то близким к нему. А вот куртку надевать не стал, показалось, будто в ней как раз и сосредоточились все отвратительные миазмы помойки. Просто вытащил булавочку-микрофон из уголка воротника и воткнул под воротничок хотя бы в меньшей степени вонявшей шерстяной рубашки. Потрогал прибинтованную к щиколотке коробочку — все на месте.

И теперь было время подумать, где и чем занимается следователь Серов, который, насколько он помнил, так и не вышел из «Волги». Ну да, Турецкий же сам запретил ему это делать. Но хоть защитить старшего товарища он же мог? Не сразу, а потом, когда Турецкого уже обездвижили? Когда собрались везти на свалку? Или Юрий Матвеевич тоже стал жертвой тех бандитов — из «ауди» и милицейской машины? Забыл спросить у Севы… Но он, вероятно, уже появится здесь с минуты на минуту.

— Извини, майор, у тебя случайно не найдется какой-нибудь мятной жвачки — пососать, а те во рту сплошной сортир?

Дежурный немедленно залез в ящик своего стола и, покопавшись в нем среди бумажек, добыл початую пачку «Орбита» — без сахара, естественно. Турецкий сунул в рот сразу две пастилки, но разбитая губа вдруг так разболелась, а к горлу из желудка подкатила такая тошнотворная волна, что от попытки обрести «чистое дыхание» Александра Борисовича едва не вырвало. Ну и черт с ним, с этим «Орбитом»! Оставалась надежда на сообразительность Севы Голованова…

И он вошел — огромный, улыбающийся, не растерявший чувства юмора, это уж точно. По-свойски протянул руку майору, кивнул, потом поздоровался с Турецким. Сел на скрипнувший под ним стул.

— Ну, скажу тебе, Сан Борисыч, задал ты мне нынче работку! Майор, тут у тебя нет посторонних?

Дежурный отрицательно потряс головой, но дверь опять прижал поплотнее.

— О деталях я не буду, все имеется на пленке. Напарник твой, Борисыч, чистая сука, это без преувеличения. Текст там такой, что мало не покажется… Ну а с тобой? Бутылочку они в тебя таки влили, я ее позже подобрал. С «пальчиками», со всем, что экспертизе потребуется. Кстати, к «мочилову» у них дело не шло, хотя намек такой просквозил, но вариант был отвергнут сразу. Про себя ничего не могу сказать, не знаю, какими силами сдержался. Хорошо — я оказался, не Володька, тот бы из них кровавое месиво устроил, ты его знаешь. А я? Чего делать, ты приказал, я — «слушаюсь, начальник!» Ну а дальше несущественные детали, все — на пленках, сам скоро увидишь и услышишь…

— Очень интересно, — хмыкнул Турецкий и поглядел на майора. У того был вид, будто он кино смотрит.

— Теперь, значит, там. Среди ночи обнаружился гость, который пытался проникнуть в окно. Ну, второй этаж, семечки для того, кто умеет. Короче, у Вовы под рукой стульчик такой, железный, случайно оказался, вроде табуретки. Вот им тот убивец, когда голову свою сунул, и схлопотал себе — прямо в мурло. А у Вовы рука — тебе известно. Чистый трупак, надо понимать. Вова, естественно, подбирать не стал, а утром под окном было уже все чисто. И подмели, и стекла убрали.

— Час от часу не легче! — с трудом хмыкнул Турецкий. — Он что же, еще и окно вынес?

— Нет, только одну створку. Да уже все поправили, застеклили, ты не бойся. И внутри полный порядок. Никто не проснулся.

— Ну слава богу… А что ты намекнул про моего коллегу? Жив и не кашляет?