Фридрих Незнанский - Прощай генерал… прости!

— Прекрасно, я записал. Такой вопрос: почему «гремел» генерал? Вы сказали ведь так?

— Да. Алексей Александрович в довольно резкой, даже грубой форме приказал мне оставить их в кабинете вдвоем. Я вышла. И услышала из-за двери, потому что слышно было очень отчетливо. «Я, — буквально рявкнул на Бугаева губернатор, — прикажу возобновить следствие! И больше ни один свидетель не пойдет у меня в отказ! Заруби это на своей…» — ну а дальше крутая такая матерная фраза. Он иногда разрешал себе выражаться попросту, как он говорил, по-военному. А Бугаев вылетел как из пушки. Я даже подумала, что Орлов дал ему пинка под зад, он мог. Вот то, что помнится… Вы извините, Александр Борисович, можно мне почитать это? — она взглядом показала на текст Геннадия.

— Если разрешите, потом, ладно? Это же теперь следственные материалы. А вы, пожалуйста, поставьте свой автограф вот здесь. Записано с моих слов и так далее… Спасибо. Последний вопрос, не для протокола. О чем вы говорили с Алексеем Александровичем в последние минуты, вы не вспомните?

— А я и не забывала… Дело в том… дайте мне, пожалуйста, водички… благодарю… Он вспомнил, что видел, как накануне ко мне приезжала из деревни Зарянка, с противоположного берега Енисея, директор литературного музея нашего Петровича. Жаловалась, что собственной зарплаты не хватает, чтобы платить за электричество в музее. Ну и прочее. Алексей Александрович как-то очень близко принял это к сердцу и сказал, что, когда вернемся… чтоб я сразу вызвала к нему директора Наташу, и он немедленно разберется со всеми проблемами. Стыдно, сказал… Я обрадовалась. Писатель на весь мир знаменитый, а все пришло в упадок. Никто не хотел помочь, только обещали. Когда в депутаты лезли. А потом забывали…

— Орлов был знаком с ним?

— Да, но они не сошлись… Характеры разные… Как странно, один был словно специально рожден для армии, для войны, а другой ее искренно ненавидел. И оба — сильные, мощные. Хотя между ними почти три десятка лет разницы. Не успели понять друг друга… А когда Петровича уже похоронили, у Алексея Александровича прямо с языка не сходило его имя. Цитировал его много, он, оказывается, прочитал его от корки до корки, всего! Я не ожидала такого… Но — тем не менее. Он и тогда, в последние минуты, говорил что-то… я не запомнила, потому что был этот страшный удар, а потом все смешалось… Но крик его как сейчас слышу. «Вспомнил!»— вот что он закричал… Подождите, но почему?.. Ой, что-то бродит вот здесь… — она пальцами пошевелила у висков. — Что-то очень для него важное… А-а, я, кажется, догадываюсь… Петрович тогда говорил, что люди не своим делом заняты. Вместо того чтобы Божье веление выполнять, помогать страждущим, они себе карьеры лепят. А еще сказал, что мы слишком гневим Бога, а он все спасает и врачует нас, прощает наши тяжкие грехи. И на вопрос Алексея Александровича, что бы он, находясь, например, уже на смертном одре, захотел бы пожелать народу, Петрович почти без размышления, словно ответ был готов давно, ответил: «Воскресения, воскресения, воскресения!» Вот так — три раза.

— А знаете, Катя, что я вам скажу? Дело в том, что мой коллега нашел тех людей, которые вас спасали, вытаскивали из-под обломков…

— Меня Гена вытащил…

— Да, мы это знаем… А Орлова достали эмчеэсовцы. Я с ними недавно виделся. Хорошие ребята, были просто в шоке от увиденного, но никто не растерялся… Из показаний Геннадия, не этих, а еще прежних, тех, что на магнитофон были записаны, нам стало известно, что Орлов в последние минуты жизни что-то им говорил. Но что? Вот и я уговорил их вспомнить. И вот то, что вы мне сейчас сказали, Катя, просто поразительно легло на то, что говорили спасатели. Но они просто повторили, как попки, не вникая в смысл сказанного, зато мне теперь ясно… Последняя мысль Алексея Александровича была такая: «Хорошо, что Петрович успел и не унес в могилу». И он несколько раз еще повторил, уже, видимо, в бреду, это самое «воскресение». Я теперь уверен, что он говорил о завете писателя, а ребятам послышалось «воскресенье», и они удивились. Потому что была среда…

— О, какая приятная неожиданность!

Турецкий резко обернулся и увидел, как из шикарного «мерседеса», остановившегося у ворот больницы, медленно и степенно выползал Зорий Августович Белкин.

Александр Борисович изобразил удивление и слегка развел руками, показывая, что ничего неожиданного вокруг себя не видит. Но Белкин уже вперевалочку шел к нему навстречу, Турецкий немедленно достал сигареты и стал старательно закуривать, теперь уже нарочито демонстрируя, что руки у него заняты делом. Зорий Августович остановился на расстоянии чуть дальше двух протянутых рук — тоже дипломат.

— Слышал, у вас появились некоторые успехи, Александр Борисович? — дружелюбным тоном спросил он.

— Это хорошо, что вы так считаете. Вы по делу в это узилище людских горестей?

— Дела подождут. Как вы изволили заметить, людские горести бесконечны, а жизнь коротка.

— Да вот, был только что поучительный разговор с одной замечательной женщиной…

— А позвольте угадать? — Белкин сделал таинственное лицо и сказал: — Вероятно, с моей клиенткой Катериной Ивановной Пшеничной? Не то?

Если бы сейчас ворота сами по себе зашагали прочь или если бы на голову с грохотом повалилась больничная стена, Турецкий изумился бы гораздо меньше. Большой силы воли потребовалось, чтобы спокойно спросить:

— Давно?

— Что, позвольте?

— Клиентка, говорю, давно?

— Ах это? Мелочи, Александр Борисович. Если пожелаете, готов ввести вас в курс дела.

— Пожелаю, — нарочито растянул губы в улыбке Турецкий.

— Так я с удовольствием. Видите ли, Александр. Борисович… — Белкин неуловимым и ловким движением подхватил его под локоть и, уже не отпуская, медленно потянул за собой к больничным дверям.

Александру Борисовичу больше там сегодня делать было нечего, и он даже с места не сдвинулся, так что и Белкину пришлось остановиться.

— И что же я должен видеть, господин адвокат?

— Вероятно, вы уже слышали из многочисленных сообщений средств массовой информации, что Николай Степанович Бугаев, с коим вы имели честь познакомиться… э-э, не без моей помощи, под напором требований сибиряков, ну и так далее, не буду разбегаться мыслью по древу…

— Да уж, хотелось бы, да и время позднее.

— Для каких-то забот — да, а для чего-то, вполне возможно, и нет. Так о чем я? Ну да, под напором и так далее, он согласился с их требованиями и решил выставить свою кандидатуру на ближайших выборах в местные сенаторы, как они себя именуют.

— Ну и что?

— Как? Александр Борисович! Это же событие! Наконец, в кои-то веки к законодательной власти придет тот, кому это, простите, положено изначально! Как говорит народ, по понятиям.