Алла Демченко - Александра: Чужие берега

Ресторан «Феллини», который находился под одной крышей с кинотеатром, внутри и сам был чем — то похож на кинотеатр: большой зал первого этажа пестрел фотографиями и картинами современной живописи. В приглушенном свете стиралась грань реальности. Кино.

И цены были фантастические, как в кино. Вначале, она пыталась перевести гривны в рубли, потом в доллары, но, как не крути, получалось заоблачно дорого. Пара таких обедов и вся ее месячная зарплата осталась бы в этом заведении. Из этого можно сделать очевидный вывод — Иван Андреевич далеко не бедный человек.

Они просидели в ресторане часа три, говоря обо всем и ни о чем. Иван Андреевич понимал, что пустые разговоры начинают тяготить никоим образом не зависимую от него дочь. Он даже подумал, что если не скажет сейчас что — то важное, Александра подымится и уйдет. Но слова никак не приходили на ум.

Встреча все больше начинала походить на деловой ужин с партнером, когда тебя не интересует сам собеседник, а все твои мысли заняты только одним вопросом — заключится контракт, а если заключится, то насколько будет выгодным именно тебе.

— Уже поздно, — посмотрев на часы, подвела итог встречи Александра.

— Я отвезу тебя в гостиницу. А завтра, мы завтра встретимся.

Иван Андреевич обвел взглядом зал. Вышколенный официант мгновенно появился возле столика, театрально положив бардовую коробочку. Савицкий привычным жестом открыл бархатное чудо и, отсчитав несколько купюр, включая щедрые чаевые, рассчитался за ужин.

Саша вышла на улицу первой и сразу же заметила подъезжающую машину.

— Как мать? Давно видела?

Савицкий, опередив водителя, галантно открыл дверцу машины. Вопрос повис в воздухе. Говорить в присутствии водителя Саше не хотелось. Да, собственно, говорить было не о чем. Ее жизнь Ивана Андреевича, скорее всего не волновала вовсе. И о матери спросил буднично и безразлично.

Она вдруг поймала себя на мысли, что не знает, как бы сама поступила, если б вопрос касался б Стрельникова. Как говорить о нем? Любила ли мать Савицкого? Она никогда, сколько Саша помнит, о нем не вспоминала, словно Савицкого в ее жизни и не было, и Саша появилась сама по себе. А может просто не хотела ворошить прошлое? Да и что ворошить? Столько лет прошло. В матери давно другая жизнь и она в той другой жизни вполне счастлива. У нее могли даже дети быть в новом браке.

Представить мать с детьми никак не удавалось, как она не старалась. Институт, лабораторные мыши, чьи крохотные жизни приносились каждый день на алтарь науки — это легко всплывало в памяти. Есть ли в отца дети? Скорее есть и уже взрослые. Мужчина может не хотеть детей, не зависимо от количества браков. Женщина наоборот. Ей без разницы, сколько детей в ее избранника. Женщина хочет иметь своего собственного ребенка. Непобедимый закон природы.

— Мать давно видела? Как она?

Савицкий задал тот же вопрос и в той же последовательности.

— Давно. Защитила докторскую. Работает. Читает периодически лекции за рубежом.

— В этом она вся. Представляешь, она даже мышей домой приносила. Беспрерывность эксперимента или что — то в этом роде.

Белые мыши с длинными облезлыми хвостами, действительно, какое — то время, жили на балконе. Стеклянная емкость, похожая на маленький аквариум, в целях конспирации, пряталась в самодельном шкафу, вместе со старым тряпьем. И болели они какой — то загадочной хантавирусной болезнью.

От мимолетного воспоминания вдруг засаднило в горле. Говорить о мышах в салоне дорогой машины было неуместно. Иван Андреевич замолчал.

О том, какой разразился скандал из — за тех мышей, Савицкий то же не стал говорить дочери. Роза Акимовна грозилась выбросить мышиное прибежище с балкона. И выбросила б, если б не подоспела Светлана…

Вечерний Киев мелькал за окном. Город, как любая столица в мире, преобразилась к вечеру. Яркие зазывающие огни бутиков и магазинов создавали ощущение нереальности. Начиналась шумная, дорогая ночная жизнь. Довольно быстро, миновав старый центр города, машина спустились на Набережное шоссе. Саша только приятно удивилась, что в Киеве нет московских пробок, как на средине моста Патона зависли в пробке. Не застряли в пробке, не стали в пробке, а именно — зависли. Поток машин, стремившийся как можно быстрее попасть на левый берег Днепра, замер на перевернутой дуге светящегося огнями моста. Но стоило выехать на Броварской проспект, как сказочная грань нереальности стерлась. Все было как в Москве — поток машин, грязь, летящая из под колес, и огни высоток.

— … Может это старость? — Вера Васильевна отставила чашку и вопросительно посмотрела на сестру. — Себя — то со стороны не видно. А сегодня посмотрела на Ивана — не тот Иван. Осунулся, сдал.

— Ну, ты придумала! Какая старость! Для мужчины шестьдесят, это я тебе скажу… — Инесса Васильевна, маленькая, юркая, с короткой мальчишеской стрижкой, с критическим умозаключением сестры не согласилась. И тут же, оседлав любимого конька, прочитала, чуть ли не научный доклад, с которым недавно выступала.

— Старость, если на то пошло, не зависит от возраста. Старость — это состояние души. Состариться можно и в двадцать, — подвела итог Инесса Васильевна.

— Инна, скажи, мозги вот так набекрень могут съехать в один день, — Вере удалось прервать монолог сестры.

— В один день точно не могут, а вот… — дальше последовала лекция.

— Слушай, а ты бы могла проконсультировать Ивана? Может, ты права — это усталость, а я накручиваю себя.

— Конечно, смогу, только надо выбрать день, что бы ни консультаций, ни лекций, ни студентов.

Такого дня в плотном графике Инессы Васильевны естественно не оказалось.

— Как появится «окно» я сразу тебе позвоню и подъеду. А, что его беспокоит?

— Его, может и ничего. А вот меня беспокоит.

Вера Васильевна подумала, как правильно сформулировать свои ощущения, чтобы не попасть снова на лекцию.

— Скажи, может нормальный человек взять и забыть о приеме в мэрии? Притом, заметь, за два часа до встречи?

Инна Васильевна, задумавшись, закурила прямо на кухне.

— Это Иван забыл?

— Да. Вспомнил, когда с мэрии сами позвонили. Секретарша вся в слезах, говорит, что специально утром звонила ему на мобильный, напоминала.

— Ой, Вера, эти секретарши, как лаборанты. Ты ему сто раз скажи, а они все равно чего — то не поймут или забудут, или напутают. Порой думаешь, лучше б ты забыл, чем сделал. Потом переделывай за него.

— Нет, ничего Ира не напутала.

— И?

— Звонила ему Ира ровно за два часа до встречи. Она мне лично показывала свои исходящие звонки. Вот и скажи мне, что это такое — старость или болезнь?

— А когда ты заметила, ну… эти странности?