Фридрих Незнанский - Тополиный пух

— Разумеется. Но только я эту «почту» никогда не держал в руках. В киоске у нас, в Малом Харитоньевском, кажется, видел, а так… — Сказал и вдруг опять почувствовал странный холодок, волной пробежавший по спине. Даже поежился от внезапного озноба.

— Ну, тогда ты уж не побрезгай, возьми последний номер и открой двадцатую страницу. Там опубликован очень скверный и, я бы сказал, клеветнический материал, который, к сожалению, непосредственно касается конкретно тебя, старина. С упоминанием твоей фамилии.

— И о чем речь? — совсем уже упавшим голосом спросил Степанцов.

— Ну, зачем же я буду пересказывать тебе статью на две газетные полосы? Ты уж наберись терпения, сам посмотри. Это я советую на случай неожиданных к тебе вопросов, которые могут в самые ближайшие дни возникнуть кое у кого. Надеюсь, ты понимаешь, о чем я говорю?

— С трудом, Сережа, — сипло ответил Кирилл Валентинович. — Я же не видел статьи.

— А ее, я полагаю, вообще никто еще не видел. Это уж мне, как говорится, по долгу службы приходится.

— И что, по-твоему? Какая может быть реакция?

— Любая, Кир. К сожалению, еще и непредсказуемая. Советую тебе, не теряя времени, напрячь собственные силы и поднять те кадры, с которыми ты когда-то работал. Вот и пусть они добром теперь отплатят, найдут автора. Тебе, кстати, фамилия Метельский ни о чем не говорит?

— Никогда не слышал. А кто это?

— Так вот он и есть автор статьи. Возможно, аноним.

— А… если поговорить с редактором этого… еженедельника? — неуверенно спросил Кирилл Валентинович.

— Ну, это само собой, да только у него же наверняка перед носом закон о печати лежит, в котором каждое слово жирным фломастером подчеркнуто. Кто тебе выдаст своего автора или информатора? Нет, тут надо бы, я думаю, собственными силами. Впрочем, попробуй. Ну, ладно, извини. Я сожалею, что расстроил, но ситуация теперь очень неопределенная складывается. Да и с другой стороны жмут. И я не уверен, что все вдруг может резко повернуться в другую сторону, понимаешь?

— С трудом понимаю. Пытаюсь, во всяком случае… Сейчас же пошлю водителя… Ну а ты, Сережа, сугубо между нами, сам-то что скажешь? Действительно убийственно?

— Точнее сказать, неуместно. И с определенным расчетом именно на данную конкретную ситуацию. Но в принципе, скорее, самоубийственно, извини за такую игру слов. Ну ладно, больше не могу задерживать твое внимание, сам посмотри. Созвонимся. Ах, как все это не вовремя!..

В трубке зазвучали короткие гудки.

Через пять минут пришедший в себя Кирилл Валентинович Степанцов дал указание водителю Саше, дежурившему у подъезда в машине, срочно найти последний номер еженедельника «Секретная почта»…

Через полчаса Кирилл Валентинович раскрыл его на двадцатой странице…

Саша в это время извинялся перед Анной Карловной, что долго искал, в трех ближайших киосках еженедельника уже не было — разобрали.

А еще полчаса спустя, заметно растерявший свою молодцеватость и подтянутость, расплывшийся в широком кресле и уронивший руки, с кипой газетных листов — в одной и с очками — в другой, пожилой мужчина с иссеченными морщинами лицом устало подумал о том, что зря не держит дома положенного ему по закону табельного оружия. Пожалуй, такое решение было бы самым правильным и радикальным в данной отвратительной ситуации. Потому что начать сейчас оправдываться — значит немедленно вылить на себя новые ушаты грязи. А некто, написавший этот мерзкий пасквиль и скрывшийся под псевдонимом Метельский, вероятно, только того и ждет… Кто он, этот Метельский?.. Чей заказ выполняет?..

Так что же, ехать на службу и там открыть сейф? Или все же попытаться найти иной выход? Послушаться Сережу? Но ведь и его голос почему-то был сочувствующим и неуверенным, вот в чем беда… И еще это неоднократно повторенное им «к сожалению»… Очень похоже на приговор… пусть и вынесенный другом.

Им выгодно, если он окончит жизнь самоубийством? Они хотят этого?..

Они? А кто «они»? Кому выгодно? Почему это он с ходу так решил? И почему сразу во множественном числе?

А с другой стороны, неважно теперь кто — он или они… Так вот, если они ждут, что он станет оправдываться, то сильно ошибаются. Оправдываться — это значит и в самом деле немедленно подписать себе смертный приговор. Нет, не дождутся! И выход найдется. И самоубийца — тоже. Этот намек Сергея, больше похожий на игру слов, он как-то не сразу понял. А ведь Серега говорил не просто, абы что-то сказать или напугать, у них же там, на самом верху, все со своим подтекстом.

И коли оно так, пусть сама судьба накажет клеветника. С помощью правосудия…

Телефонной звонок был определенно неприятным.

Константину Дмитриевичу Меркулову, который вышел от генерального прокурора, озабоченный более чем серьезными проблемами, возникшими в последнее время в Северо-Кавказском регионе, где снова активизировались боевики и где расследование очередных преступлений ведется ни шатко ни валко., сейчас меньше всего хотелось заниматься с Арбитражным судом их частными вопросами.

Пока он внимательно просматривал материалы, наработанные оперативно-следственными бригадами, сам генеральный прокурор, почему-то брезгливо морщась, разговаривал по телефону с кем-то из, видимо, хорошо ему знакомых. Он и реплики бросал, словно через губу:

— Я сочувствую… Понимаю… Да, конечно…

Поднявший голову Меркулов заметил, что генеральный недовольно скривился и при этом смысл последней сказанной им фразы прозвучал для настойчивого абонента в совершенно противоположном ключе — не «да, конечно», как было сказано, а «нет, конечно», что изобразило лицо генерального прокурора.

Меркулов негромко хмыкнул, уловив эту метаморфозу. Генеральный же поднял на своего заместителя взгляд и с каким-то мстительным торжеством ухмыльнулся.

— Я понял тебя, — сказал наконец в трубку. Но, сам понимаешь, такие дела… Хорошо, хорошо, ты ведь знаком с Меркуловым? Ну, конечно! Так я ему выскажу свое мнение по этому поводу, а уж ты попробуй сам с ним договориться. Нет, он сейчас сильно занят, однако для тебя, думаю, всегда отыщет возможность… Договорились, держи в курсе.

Меркулов продолжал в упор смотреть на генерального прокурора, а тот, как бы извиняясь, опустил голову, поскреб пальцами лысеющий затылок, даже поерзал на стуле. И не выдержал назревающего напряжения, которое явно накапливалось в его кабинете. Снова поморщился, будто собирался сообщить нечто неприятное, да просто не знал еще, как подойти к вопросу. И решился:

— Константин Дмитриевич, ну, ты же знаешь Кирилла… Валентиновича Степанцова?

— Это какой? — не сразу сообразил, о ком речь, Меркулов.

— Да из Арбитражного. Заместитель Васильцова. У него неприятности. Ты газет не читаешь?