Кейт Аткинсон - Чуть свет, с собакою вдвоем

Ни малейшего признака, что в доме живет ребенок, отметила Трейси, — ни одежды, ни игрушек, ни DVD. Она неохотно поволоклась наверх по узкой крутой лестнице. Три двери на выбор, все закрыты. Как в сказке. Или в кошмаре. Перед глазами снова мелькнул Лавелл-парк, Кен Аркрайт плечом вышибает дверь. И какая вонь после этого и мухи…

От ванной тошнит. Не может быть, чтоб Келли водила сюда клиентов. Даже самый непривередливый содрогнется в этом царстве непотребства.

За второй дверью — маленькая спальня. Совершенно пустая. Вообще ничего, лишь комья пыли, грязь, обрывки фольги да редкая пенопластовая крошка, точно картофельные хлопья-альбиносы на голых половицах.

Осталась одна дверь. Трейси помялась — корежит, как представишь, что она войдет, а Келли там обслуживает одного из наименее разборчивых своих клиентов. Она громко постучала в дверь:

— Келли? Келли, это Трейси. Трейси Уотерхаус.

Ответа не последовало, и она осторожно толкнула дверь.

Везде канализационная вонь потрохов и смерти. Даже закаленный полицией мотор Трейси екнул. Келли Кросс распростерлась на постели — вместо головы кровавое месиво, живот взрезан. Одета, видимо, на работу — малюсенькая черная юбка и серебристый блескучий топ под горло. Блестки разлетелись по постели и рыбьей чешуей мерцали под яркой потолочной лампочкой.

Трейси приложила два пальца к ее шее. Пульса нет. Непонятно, зачем проверяла, — и так ослепительно ясно, что Келли мертва. Еще теплая. Трейси предпочитала похолодевшие трупы.

Келли Кросс мертва. Желание Трейси исполнилось. Мысль в мгновение ока обрела плоть, явно поработала черная магия — Трейси догадалась бы, если б хватало сил думать так быстро. Она не верила в магию. В чернейшую темноту, впрочем, верила.

На работе она видала и похуже, отчего, однако, омерзительная картина перед глазами в тошнотворности не теряла. Ладно, не время ужасаться. Кого играем полицейского или преступника? Как Трейси и подозревала, это почти одно и то же, только знаки противоположны. Она выкопала из сумки одноразовый платок и протерла все дверные ручки и косяки. Жалко, что влажных салфеток так и не купила. Наверняка оставила улики — волос, чешуйку кожи, рыбную чешую. Трек Трейси.

А Кортни что-нибудь трогала? Девочка послушно ждала в кухне. Заподозрила что-нибудь? Лицо, как обычно, непроницаемо.

— Пошли, лап, — сказала Трейси, и голос ее аж надрывался пустой бодростью. — Пора домой.

Кортни опустила палочку — властитель благословил обиталище мертвых. Она соскользнула со стула, и Трейси выпроводила ее из дома.

— Пойдем в машину, Кортни.

— Люси, — напомнила та.

Когда Трейси подъехала к дому с тыла, Кортни уже спала. Не асфальт, а щебенка, почти как в деревне. Дорожка вела к шеренге сараев под аренду — удобные гаражи, соседи пользуются. Трейси рванула дверь своего сарая, задом въехала в пустоту, как заправский каскадер, заглушила мотор и уткнулась лбом в руль. Кажется, ее сейчас вырвет.

Кортни вздрогнула, проснулась:

— Что случилось?

— Ты уснула, — сказала Трейси. — Пока спала, ничего не случилось. Мы только слегка переместились во времени и пространстве. Мы дома. Возьми еще яблоко. — (Бананы закончились.)

Поеданию яблока девочка уделяла много внимания, словно готовилась стать профессиональным едоком яблок. Трейси мутило от одной мысли о еде. Не терпелось залезть в душ и соскрести запах смерти, который приехал с ней из Хэрхиллза и обволакивал вонючей аурой.

— Ну что, пошли. — Она вздохнула и открыла дверцу.

Кортни отправилась в постель в розовом наряде феи — снимать его отказалась. Трейси было все равно — она слишком недавно изображает мать и еще не завела правил.

Девочкины сокровища лежали на одеяле — теперь Кортни убирала их в рюкзачок. Дойдя до печенья с предсказанием, уставилась на него, словно оно сломается само.

— Его надо сломать, — сказала Трейси; девочка посмотрела на нее. — Поверь мне.

Девчонка расколошматила печенье кулаком.

— Да, так тоже можно, — сказала Трейси.

Кортни вынула из горки крошек бумажку и молча протянула Трейси.

— «Ты и есть сокровище», — вслух прочла та.

Девочка погладила ее по руке.

— И ты тоже, — сказала она. Посочувствовала, что Трейси не досталось удачной судьбы.

— Что-то мне не верится, — ответила Трейси.

— Возьми себе, — сказала Кортни, и Трейси запихала бумажку в бюстгальтер — на счастье.

— Погоди, — сказала она и пошла вниз. Вернулась с обручальным кольцом Дороти Уотерхаус, которое пряталось в трюмо. — Вот, настоящее сокровище, — сказала она, подкладывая кольцо к прочим драгоценностям из рюкзачка.

— Да, — сказала Кортни. — Настоящее сокровище.

Принцесса Кортни бесстрашно отправилась на поиски новых приключений, в которых участвовали волки, топоры и любители овсянки из семейства медвежьих.

— Я не люблю волков, — сказала Кортни.

— Да я тоже, — ответила Трейси. — Но ничего, в Лидсе они запрещены.

Ах, если бы.

Когда Кортни уснула, Трейси выволокла чемоданы из чулана в прихожей, затащила их в спальню и до отказа набила новым гардеробом Кортни из «Гэпа», а также всеми своими тряпками, какие подвернулись под руку. Добавила мешок игрушек. Вынула пакеты с продуктами из багажника «ауди», сложила в багажник чемоданы, пакеты свалила на заднее сиденье. Разберет, когда приедет. Наверняка все уже несъедобно.

— Ну вот, — сказала она себе. — Все готово, с утра пораньше отбываем. — Болтает, как душевнобольная. Как ее мать, когда та собиралась в ежегодный отпуск в Бридлингтон.

Трейси заглянула к Кортни. Девочка крепко спала, тихонько похрапывая. Поросеночек, котеночек.

Пива больше не осталось — как же так? Пришлось обойтись половиной бутылки шардоне, оставшейся в холодильнике бог знает от кого. На вид вино было как моча, на вкус немногим лучше. Кислотой заплескалось в желудке. Трейси отыскала пакет чипсов, затаившийся в недрах буфета, и сжевала их, не чувствуя вкуса.

Когда она включила телевизор, как раз пошли финальные титры «Балкера».

Закемарила перед телевизором. Смотрела «В Британии есть таланты», а потом, видимо, уснула, потому что дальше проснулась от собственного храпа. Пнорр, пноррр, пноррргх! Тилли дернулась, открыла глаза, сердце подпрыгнуло. Эта вечерняя дремота ее доконает.

Она запуталась. То, что видела по телевизору, казалось настоящим, а никаким не телевидением. Саския целилась в кого-то из пистолета и кричала: «Брось, а то стреляю!» — но Тилли слышала, как Саския бродит наверху в ванной, как льется вода. Вечно долдонит, как грязно в коттедже и знает ли Тилли, что такое уборка. «Везде, — говорит, — грязь». Отчего-то Тилли чудилось, что грязь — это такой человек, мужчина в старомодном буром макинтоше, засаленном и в пятнах, а лица не видно под фетровой шляпой. Таится за углом, поджидает, вот-вот накинется и распахнет перед ней плащ. В прежние дни Тилли несколько раз встречала таких в Сохо — ошивались на задах грязных книжных лавок и стриптизных заведений. Пару раз ей даже делали непристойные предложения. Тилли не соблазнялась, даже когда крошки во рту не бывало. Точно знала, что Фиби, дейм Фиби, однажды уехала на выходные кататься на яхте с каким-то нуворишем. Рожей как лягушка. Вернулась с брильянтами. Выводы сделайте сами.