Михаил Учайкин - Синдром Минотавра

– А если его Тимофей раскусит? – спросил Кондрат Семенович, молчавший до этого.

– Пусть кусает, – согласилась Ариадна. – Тогда он разыграет перед ним другого человека. У него и одно, и второе получается просто замечательно. Если бы сама не видела, не поверила бы. Только проинструктируйте его, чтобы он ничего, включая фотографии в кабинете психоаналитика не смотрел. Пусть прикрывает глаза, закатывает их, смотрим рассеянным взглядом – только слушать и запоминать, что тот предлагает. Тонкий момент – у Тимофея сейчас помощницы нет, поэтому в первой комнате он сам будет встречать посетителей. У того, кто будет забирать ноутбук, – оно воздержалась от слова «красть», его лишь надо взять, скопировать файлы, а потом вернуть назад под кресло, – будет всего пара минут, не более того, пока Иван с Тимофеем покинут одну комнату и войдут в другую. Если только Иван не проявит чудеса изобретательности и не позволит Тимофею подойти к своему ноутбуку, на который у него выведены камеры видеонаблюдения из предбанника, где я сидела, то времени окажется несколько больше.

– Тогда нам нужен не Иван, а кто-нибудь из актрис нашего театра, – фыркнул Сергей.

– Нет, покачала головой Ариадна, – ваши актрисы играют со сцены, не втягивая своих зрителей в спектакль, который они разыгрывают. А Иван же по несколько раз на дню выступает антрепренером, только для участия в спектакле двух актеров приглашает не артистов театров, а живых людей. Так что импровизация – его конек. В вот если он справится, то можете пригласить его выступать в вашем театре.

– Никаких если, – покачал головой Филимон. – Второго раза у нас не будет, если первый провалится. Тимофей может заподозрить неладное…

Когда были обговорены и уточнены детали плана и роли каждого, все разъехались по своим домам. Кондрат Семенович выпустил верных сторожей-доберманов и вернулся в ярко-освещенную гостиную. По привычке он расположился в кресле перед камином, в ногах уселся Дуглас.

Ариадна с Филимоном поднялись на второй этаж. Кондрат Семенович с завистью посмотрел им вслед – он еще не стар, найти что ли старушку. А то с собаками сам скоро выть и гавкать начнет. Нет, не старушку, а молодую женщину с хорошим аппетитом, чтобы было для кого готовить.

Едва закрылась дверь за Ариадной и Филимоном, они ринулись друг к другу в объятья с той редкостной, мощной и неожиданной чувственностью, которая бывает накануне серьезных испытаний. Возможно, это было оттого, что они так мучительно хотели быть друг с другом, но по независящим от них причинам не могли быть вместе.

– Счастье приходит к тому, кто умеет ждать, – прошептала Ариадна, обнимая Филимона и подставляясь под его поцелуи.

У нее внутри стало слишком горячо. Стон сорвался сам, когда Филимон быстро стянул с нее пуловер, а грудь, освобожденная от «оков» бюстгальтера, оказалась его руке. Ариадна теперь уже сама целовала его. Наверное, слишком жадно, выдавая свое желание.

Ей не нужны были слова, их время еще не пришло. Прелюдии? Ласки? Они тоже были ей не нужны. Удовольствие было упоительным, сильнейшим, оно почти терзало ее, и она видела, что с ним происходит то же самое. Сплетясь с нею, он целовал ее грудь, губы, лоб…

Они рухнули на кровать, с остервенением сдирая друг с друга остатки одежды. Несколько минут, которые казались вечностью, мир перестал существовать для них. Они не слышали никаких звуков, кроме биений сердец друг друга и прерывающегося дыхания. Его движения были скорее грубыми, чем нежными, но Ариадне это нравилось, она не только давала, но и брала с восхищением то, что ей предлагали…

Филимон вытянулся рядом и спросил: – Чего ты хочешь больше всего на свете?

Ариадна, не задумываясь, ответила: – Быть с тобой хоть в раю, откуда я только что вернулась, хоть в аду. Но только с тобой.

Она повернулась к нему, коснулась своим обнаженным животом его живота и приникла губами к вздымающейся жилке на его шее.

– Не хочу, чтобы ты уходил. Никогда…

– Не буду, – согласился Филимон. – Я хотел услышать от тебя именно эти слова. Я… – казалось, что ему не хватало дыхания, – я… буду всегда рядом. Теперь буду рядом. Я не хочу тебя терять. Ты не представляешь, как я перепугался, что с тобой может что-нибудь случиться.

Она нехотя оторвалась от него и перекатилась на спину, счастливо улыбаясь. О чем ей еще мечтать?

– Знаешь, – улыбнулся ей Филимон, – я вдруг осознал, понял, что могу просидеть всю жизнь в зале ожидания, а мой поезд так и не придет. И уж лучше жалеть о том, что сделал, хотя я уверен, с тобой мне не придется ни о чем жалеть, ты выкладываешься целиком, ты полностью поглощена любовью, чем сожалеть о том, чего не сделал. Я хочу жениться на тебе, быть счастливым с тобой, жить с тобой в одном доме, под одной крышей, а не с той женщиной, которая по документам числится моей женой. Кто не обожает недостатки той, которую он любит, тот не может сказать, что он в самом деле влюблен. Может, я конечно тороплюсь, но…

Ариадна закрыла его рот ладошкой, чтобы Филимон не наговорил глупостей.

– Если ты мне делаешь предложение, – сказала она, – то я согласна…

IV век до новой эры. Дворец Минотавра Лабиринт на острове Крит .

Афродита в кои веки ошибалась, Дионис, следивший за ней, это сразу понял. Она ушла, бросив Тесея и Ариадну вдвоем, не удостоверившись, насколько их чувства сильны. Он тоже допустил ошибку – говорить о женщине следует только с мужчинами, и ни в коем случае не стоит сравнивать одну женщину с другой, особенно в их присутствии. В ошибке любой женщины есть вина мужчины, будь то богиня или простая смертная. Но его ошибка исправима. Он здесь и не допустит, чтобы Ариадна, его Ариадна, влюбилась в Тесея – он не заслуживает ее любви. Как жалкий трус, спрятался среди афинянок в Лабиринте у Минотавра. Кто-то же его предупредил, что за руку и сердце принцессы Ариадны, дочери царя Миноса, придется сражаться на арене с другими юношами, прибывшими вместе с ним на корабле. И она достанется лишь одному, тому, кто выйдет победителем, оставшемуся в живых.

Дионис вздохнул, хоть и зря он обидел Афродиту, но она сделала практически невозможное – растопила сердце Ариадны, и теперь оно открыто для любви. Обида порой имеет больше власти над чувствами и поступками женщины, чем любовь.

До острого слуха Диониса донесся звук хлопающих крыльев – свита царя Минотавра. И откуда взялись летучие мыши в Лабиринте?

Минотавр пришел один, афинянки, видимо, устав от игр, отдыхали в отведенных им апартаментах, а мыши взлетели под своды дворца и с высоты взирали, готовые ринуться вниз на защиту своего царя.

– А вот и седьмая дева обнаружилась, – произнес Минотавр, с усмешкой глядя на Тесея, облаченного в женский наряд.