Федора Кайгородова - Лекарство доктора Сажина

— Я в командировку!

— Ну так, в гости заходи! Или, если хочешь, можешь у меня остановиться!

— Нет, мне удобнее будет в научном общежитии.

Они еще долго болтали про разные школьные мелочи. И тут Стас вспомнил человека, преподавшего ему главный урок жизни:

— А что стало с нашим учителем физкультуры? Где он сейчас?

— Где? Там же работает, в школе, — ответил Павел. — И все такой же суровый.

— А любимый директор?

— Он тогда уехал в какой-то сибирский город, и, представь себе, стал заведующим областного отдела образования, — грустно ответил Павел.

— Ну, так здорово! Ты что, не рад? — воскликнул Стас.

— Рад, конечно, но я не люблю вспоминать школу, все началось из-за меня, а это трудно забыть!

— Не преувеличивай, Павел! Ты же не виноват в том, что случился Новый год, и что мы сделали батискаф! Ты всего лишь опоздал на урок! Зря казнишь себя! И девочку не ты же в него засунул! — убежденно заметил Стас.

Павел не ответил, но глаза его засияли.

Эта история произошла, когда они учились в старших классах. Железнодорожная городская школа считалась престижной. На самом деле это был целый школьный городок — на английском, когда учительница во время урока выполняла общественные поручения, вся группа могла вылезть через окно, погулять по старинному яблоневому саду, вернуться к звонку — и никто не замечал этой проделки. Когда Елизавета Ивановна возвращалась к концу урока, весь класс дружно бубнил английские спряжения на той же странице, что и в начале урока. Но худо-бедно, английский все же ребята знали, а вот физику…

Учитель физики, отец Павла Мезенцева был талантлив, но что он бормотал возле доски, не знал никто. Бедняга не умел держать дисциплину. В результате физику как предмет в классе знали только два человека: сам физик, да его сын.

В самом начале года Павел опоздал на урок физкультуры. И всегда выдержанный учитель физкультуры почему-то пришел в ярость. Он схватил сына физика за ухо и повернул к классу, отчитывая за опоздание. Тщедушный и тихий пацан при этом виновато улыбался.

Отвратительная картина потрясла класс. Ребята дружно объявили физкультурнику бойкот, пока он не извинится перед подростком. Иван Петрович извиняться и не подумал. Известный своей радикальностью девятый «Б» перестал посещать уроки физкультуры.

Сначала два свободных урока все просто радовались жизни: на дворе теплынь, через дорогу — палатка с лимонадами и чипсами.

Хуже пришлось, когда вмешался директор.

— Ну что же? — сказал мудрый Владимир Петрович. — Бойкот — есть бойкот. Я уважаю ваше право на самостоятельность, но прогуливать не позволю! Уроки физкультуры заменим трудом!

А труд, в отличие от российских традиций того времени, преподавался в школе серьезно. Борцам за справедливость поручили делать скворечники и табуретки. Очень скоро ребята возненавидели все табуретки на свете, а упрямый Иван Петрович и не думал извиняться. Директор, казалось, забыл про конфликт и про ершистый девятый «Б» и ждал, когда дозреет та или иная сторона.

Между тем близился Новый год. Как всегда к торжеству готовили актовый зал. Школа была перестроена из старинного вокзала из тяжелых бревен с высокой башней наверху. В ней, этой самой башне, когда вычищали ее от мусора для музея, нашли на стене надпись: «Иду бить фашистских гадов!» Потом уже местный поэт написал на эту тему романтическую песню, которая стала гимном школы. Все это воспитательное богатство рухнуло в одночасье — и военный музей, и надпись, и пикантная башня. В тот Новый год школа сгорела дотла.

Из актового зала был сделан морской уголок — по потолку рассыпаны звезды, по стенам струились водоросли, а вокруг плавали рыбы. Сотни метров покрашенной марли были натянуты по всему периметру помещения. А посередине недалеко от елки возвышался батискаф. Он был сделан на совесть, что и привело к трагедии: металлическая сетка, обклеенная толстым слоем газет, а это очень прочный материал.

Пожар начался из-за замыкания электропроводки на потолке, куда ребята развесили марлю, украсив ее кусками ваты. Зал вспыхнул мгновенно. Дети и родители бросились к двери, началась паника. Директор выбивал стекла и выбрасывал ребят в окна, сам вышел из здания, когда в зале не осталось ни одного ребенка.

И тут одна женщина закричала, что там, в помещении, в этой ракете, которая стоит на виду у всех, заперт ее ребенок. Не раздумывая, какой-то человек бросился к двери и через несколько минут вынес девочку, безжизненно повисшую у него на руках. Врачам удалось спасти ей жизнь, но изуродованное лицо осталось таким навсегда. Как выяснилось позднее, мать сама затолкала ее в батискаф — думала спасти.

В грязных лохмотьях нарядной одежды весь девятый «Б» стоял поодаль, видели, как подъехала «скорая», как женщина упала к ногам Ивана Петровича — а это был он — и, стоя на коленях, молча обнимала его ноги. Потом ее, онемевшую, оторвали от спасителя и тоже увезли на «скорой».

Ребята тогда сразу повзрослели, поняв, как неоднозначно добро и зло.

Это событие оставило сильный след в душе Стаса, лишь много позднее он понял главный школьный урок: Бог дал нам право на слабости и недостатки. Но не право судить, кто прав, кто виноват!

Поезд, между тем, приближался к Мурманску. На круглых вершинах гор белели пятна снега. Вдоль железной дороги с бешеной скоростью мчалась горная речка. И вдруг стало еще светлее — позади остались сопки, а слева развернулась панорама залива.

— Приехали, приехали! — запрыгали девочки, надевая непромокаемые куртки, шерстяные шапочки и очки от солнца.

Города еще не было видно, его скрывали сопки. Вдоль порта вытянулись портовые краны. Дальше теснились корабли разных мастей.

— А ваш тоже здесь? — спросил Стас.

— Ну что вы? — засмеялся Игорь. — Я служу на военной подводной лодке. Мы живем в закрытых городках. Нам еще ехать и ехать, к нам так просто не попадешь.

— А вы прихватили с собой зонт? — спросила Оля, жена Игоря.

— Да-да, я наслышан о мурманских непогодах, — рассеянно ответил Стас, наблюдая за шествием портовых кранов.

Почему-то он сказал, как говорила его бабушка — Надежда Матвеевна. Стас и сам заметил фразу, подумав про себя: «Как Север на другой лад настраивает!»

Девочки уже подпрыгивали от нетерпения. Они были загорелые и крепкие. С любовью наблюдая за ними, Игорь сказал:

— Наш комдив говорит: если дочери рождаются — войны не будет!

— До свиданья, дядя Стас! — дружно прокричали девочки, устремляясь навстречу сильному ветру, дувшему с залива.

«Что же дальше?» — подумал Стас, останавливаясь посреди круглого зала мурманского вокзала и поеживаясь от холода.

— Сережа! — радостно воскликнул доктор, открывая дверь высокому голубоглазому пареньку.