Сергей Царев - Предательство. Последние дни 2011 года

— Это по откату?

— Конечно, а сейчас в Интернете бродит шутка: «Мишка оголодал и поиздержался, дайте Мишке три процента».

— Да, наш народ не упустит возможности подколоть. Сергей, говорят, что Борис Немцов говорил о перестройке-2?

— Ляпнул на каком-то митинге, одну еле пережили, не представляю, кто поддержит вторую. Бог с ними. Народ показал свое недовольство, и, надо полагать, что власть испугалась.

— Думаешь, власть сделает выводы? — спросил Юрий Михайлович.

— Выводы сделает, только какие? Но власть первоначально испугалась и растерялась, она не знала, как реагировать. Несколько дней царила неуверенность, потом Путин своими насмешками и колкостями дал понять чиновникам, что ничего не случилось.

— Думаешь, ничего не изменится?

— Смотри, Центральная избирательная комиссия около сорока жалоб направила в Генпрокуратуру, шестьдесят три — в МВД, двадцать — в Следственный комитет. Отменены результаты голосований на двадцать одном избирательном участке. Это под давлением оппозиционных партий. А наказание? Отстранили кое-кого от участия в проведении дальнейших выборов. Реально никого не накажут, дела будут рассыпаться, последуют отказы в возбуждении уголовных дел. Предстоят президентские выборы, нужна сплоченная административная команда с опытом проведения выборов. Реально накажи одного, другие испугаются. А это власти надо? Вдруг правильно посчитают? Ошибки не должно быть.

Юрий Михайлович долил себе немного вина, взял кусочек сыра и понюхал.

— Хорошо пахнет. Сергей, а как применяют административный ресурс? — после небольшой паузы спросил Юрий Михайлович. — Ты сталкивался с ним.

— Я, по-моему, говорил: приходит человек с мэрии или префектуры и называет процент, который желательно было бы видеть в протоколе голосования за «Единую Россию». Все вопросы решает председатель местной избирательной комиссии, я туда не лез и в день голосования всегда был в другом месте. Но я заметил однозначную зависимость — в итоговом протоколе всегда фигурировали проценты, близкие к названным.

— Вбрасывают бюллетени тех, кто не голосовал?

— Не знаю, но вбрасывать легче всего, хотя, — с сомнением сказал Сергей Георгиевич, — легче всего написать нужный протокол. А со мной чуть не провели подобное во время выборов в ректоры.

— Это интересно, расскажи. Правда, хотели вбросить?

Сергей Георгиевич улыбнулся, но в этой улыбке была какая-то горечь.

— Когда все урны подготовили к голосованию, председатель комиссии по выборам, а она была человеком предыдущего ректора, который проталкивал своего ставленника, распорядилась принести еще одну урну — чтобы ускорить процедуру голосования. Мои сторонники что-то заподозрили и попросили вскрыть пломбу, чтобы убедиться, что урна пустая. После этого был разыгран целый спектакль, и урна неведомым образом исчезла. Что касается других методов, я знаю о «карусельщиках», которые кочуют из одного избирательного участка в другой и голосуют. Есть еще открепленные талоны, работники предприятий непрерывного цикла, которые не могут в тот день голосовать, и, наверное, другие способы и методы поднять процент голосующих за нужную партию.

— А электорат, так скажем, который используется административным ресурсом?

— Тут, Юра, на первом месте армия, потом заключенные, жители закрытых городков, жители дотационных республик и населенных пунктов, в которых есть градообразующие предприятия.

— Правильно не проголосуете — закроем предприятие? — прокомментировал Юрий Михайлович.

— Точно.

Референдум о восстановлении независимости Грузии был назначен на 31 марта 1991 года. Еще до референдума Гамсахурдия заявлял, что тому, кто проголосует против независимости, будет отказано в гражданстве в независимой Грузии. Явка на референдуме составила более девяноста процентов, из которых более девяноста восьми процентов проголосовали за восстановление государственной независимости Грузии. Это был страх, целенаправленно нагнетаемый националистами, звиадистами, как их называли русскоговорящие и грузины, которые были категорически против него. Русскоговорящие, а к ним относили всех, кроме этнических грузин, восприняли слова Звиада Гамсахурдии очень серьезно. Каждая его реплика осуждалась русскоговорящими, пытающими понять, что и когда им угрожает.

Кетино, в разговорах с Сергеем и Таней, пыталась убедить их, что Гамсахурдия вырос в семье интеллигентов, он воспитан на традициях демократии.

— Какой демократии? Откуда он ее взял? — раздраженно спросил Сергей у Кетино, которая, перед тем как пойти на очередной митинг звиадистов, зашла к ним, чтобы поддержать и успокоить их. — Он боролся против советского строя, но пользовался славой своего отца, что служило ему охранной грамотой.

— Его репрессировали, он сидел, — возразила Кетино.

— Сидели и по-другому сидели другие его соратники. Ты это знаешь, давай не будем спорить на эту тему. Бороться с советским строем и быть демократом — это разные вещи. Какой государственный деятель, будучи демократом, может позволить себе сказать: «Осетинский народ — это мусор, который надо вымести через Рокский туннель. Мы пойдем по Осетии, и пусть осетины либо покорятся и станут грузинами, либо, если они так любят русских, уходят из Грузии в Россию».

— Не придирайся к словам. Может, это он сказал в иной интерпретации. Но ты не можешь отрицать, что референдум был проведен на уровне. Для ясности бюллетени были напечатаны на всех языках народов, которые проживают на территории Грузии.

Сергей Георгиевич укоризненно посмотрел на Кетино.

— На всех языках на одном бюллетене или бюллетени на разных языках?

— Какая разница? — удивилась Кетино.

— Простая. Возьми бюллетени на армянском или азербайджанском языках, к примеру, преподносятся как достижение демократии. А что стоит за этим? Есть возможность четко проследить, как голосуют русские, армяне, азербайджанцы, осетины. Посмотри на результат голосования и станет ясно, какой народ следует выдавливать из Грузии. Вот и вся демократия. Народ это понял, раскусил, поэтому голосовали так, как нужно.

— Думаешь, Гамсахурдия пошел бы на репрессии?

— А он это не делает? — удивленно спросил Сергей Георгиевич.

— Это ты перебираешь.

— Почему? — резко спросил Сергей. — В городах Болниси и Дманиси половину населения составляли азербайджанцы. Почти все они были насильственно выселены или эмигрировали из страха перед государственной политикой Гамсахурдии.

Разговор глухого с немым, а именно так Таня воспринимала диалог Сергея с Кетино, который продолжался еще минут двадцать. Все это время она молча слушала, не высказывая своего мнения. Когда Кетино ушла на ночной митинг у Дома правительства на проспекте Руставели, Таня, растерянная и подавленная информацией о последних событиях, грустно прокомментировала ситуацию: