Артур Конан Дойль - Самые знаменитые расследования Шерлока Холмса

Холмс улыбнулся и покачал головой.

– На мой взгляд, тут есть только один просчет, Хопкинс. Это ведь изначально невозможно. Вы когда-нибудь пробовали пронзить гарпуном какое-нибудь тело? Нет? Ай-ай-ай, любезный сэр, вы, право, должны уделять больше внимания таким деталям. Мой друг Ватсон мог бы сообщить вам, что я провел целое утро за этим упражнением. Задача весьма нелегкая и требует сильных и натренированных рук. А этот удар был нанесен с такой яростью, что наконечник гарпуна вошел в стену. И вы воображаете, будто этот худосочный юнец способен на такое вот бешеное нападение? И он приятельски попивал ром с водой в компании Черного Питера в глухие часы ночи? Его ли профиль видели на занавеске за две ночи до того? Нет-нет, Хопкинс, нам следует искать другого и куда более внушительного субъекта.

Во время тирады Холмса лицо детектива вытягивалось все больше и больше. Его надежды и честолюбивые помыслы безоговорочно рушились. Но он не собирался сдать свои позиции без борьбы.

– Вы не можете отрицать, мистер Холмс, что Нелиген побывал там в ту ночь. Записная книжка это доказывает. Думается, у меня достаточно улик, чтобы убедить присяжных, даже если вы и можете отыскать несогласованности. Кроме того, мистер Холмс, своего преступника я поймал. Ну, а этот ваш ужасный богатырь, где он?

– Полагаю, на нашей лестнице, – безмятежно отозвался Холмс. – Думаю, Ватсон, вам стоит иметь под рукой этот ваш револьвер. – Он встал и положил на боковой столик исписанный лист бумаги. – Ну, мы готовы, – сказал он.

За дверью переговаривались грубые голоса, и теперь миссис Хадсон открыла ее и сказала, что три человека спрашивают капитана Бэзила.

– Впустите их по очереди, – ответил Холмс.

Первым вошел невысокий мужчина, смахивающий на зимнее яблочко: красные щеки, пушистые седые бакенбарды. Холмс достал из кармана письмо.

– Ваше имя? – спросил он.

– Джеймс Ланкастер.

– Сожалею, Ланкастер, но место уже занято. Вот вам полсоверена за беспокойство. Пройдите-ка вон в ту комнату и подождите там несколько минут.

Второй посетитель был долговязый иссохший субъект с прямыми волосами и землисто-бледными щеками. Звали его Хью Пэттинс. Он также получил отказ, полсоверена и распоряжение подождать.

Третьим претендентом был мужчина примечательной внешности. Свирепое бульдожье лицо прятали нечесаные волосы и борода, а из-под густых кустистых бровей посверкивали два дерзких темных глаза. Он отсалютовал и встал в моряцкой позе, крутя в руках шапку.

– Ваше имя? – спросил Холмс.

– Патрик Кернс.

– Гарпунщик?

– Да, сэр. Двадцать шесть плаваний.

– Из Данди, полагаю?

– Да, сэр.

– И готовы поплавать на исследовательском судне?

– Да, сэр.

– Жалованье?

– Восемь фунтов в месяц.

– Можете отплыть немедленно?

– Как только заберу свои вещички, сэр.

– У вас есть необходимые бумаги?

– Да, сэр. – Он вытащил из кармана пачку помятых и засаленных листов. Холмс просмотрел их и вернул ему.

– Вы как раз тот, кто мне требуется, – сказал он. – Вон на том столике контракт. Если вы его подпишете, то и конец делу.

Моряк прошагал вразвалку через комнату и взял перо.

– Вот тут расписаться? – спросил он, нагибаясь над столиком.

Холмс нагнулся над его плечом, закинув обе руки ему за шею.

– Так хорошо, – сказал он. Я услышал металлический щелчок и рев будто взбесившегося быка. В следующую секунду Холмс и моряк уже повалились на пол. Он обладал такой гигантской силой, что даже и в наручниках, которые Холмс с такой ловкостью защелкнул у него на запястьях, он легко бы одолел моего друга, если бы мы с Хопкинсом не бросились на помощь Холмсу. Только когда я прижал к его виску холодное дуло револьвера, он признал, что сопротивление бесполезно. Мы связали ему ноги веревкой, еле переводя дух после этой схватки.

– Я должен принести вам извинения, Хопкинс, – сказал Шерлок Холмс. – Боюсь, омлет совсем остыл. Однако, не правда ли, вы доедите свой завтрак с тем большим удовольствием при мысли, что довели дело до триумфального конца.

От изумления Стэнли Хопкинс онемел.

– Не знаю, что и сказать, мистер Холмс, – выпалил он наконец, багрово покраснев. – Сдается, я свалял дурака с самого начала. Мне ни на минуту не следовало забывать, что я ученик, а вы – учитель. Даже теперь, когда я вижу, чего вы достигли, я не понимаю ни как вам это удалось, ни что это, собственно, значит.

– Ну-ну, – добродушно сказал Холмс. – Мы все учимся на ошибках, и на этот раз вы получили урок, что никогда не следует упускать из виду альтернативу. Вы были так поглощены молодым Нелигеном, что не могли уделить и мысли Патрику Кернсу, настоящему убийце Питера Кэри.

Хриплый голос моряка прервал этот разговор:

– Послушайте, мистер, я не жалуюсь, что меня вот так облапошили, но я бы хотел, чтоб вы правильные слова выбирали. Вы говорите, что я убил Питера Кэри, а я говорю, что я ПРИКОНЧИЛ Питера Кэри, а это большая разница. Может, вы не верите, чему я говорю, может, вы думаете, что я байки травлю.

– Вовсе нет, – сказал Холмс. – Расскажите нам то, что можете сообщить.

– Рассказ будет коротким, и каждое слово в нем – чистая правда. Я хорошо знал Черного Питера, и когда он вытащил свой нож, я сразу прогарпунил его, потому как знал: он или я. Вот как он помер. Можете называть это убийством. Только мне без разницы, умереть с петлей на шее или с ножом Черного Питера в сердце.

– Как вы оказались там? – спросил Холмс.

– Я вам расскажу все по порядку. Только посадите меня прямо, чтоб легче было говорить. Случилось это в восемьдесят третьем, в августе того года. Питер Кэри был капитаном «Морского единорога», а я вторым гарпунщиком. Мы выбирались из пакового льда по пути домой. Ветер дул в лоб, и уже неделю штормило, когда мы подобрали маленькое суденышко, которое несло на север. Там был только один человек, сухопутная крыса. А команда решила, что их перевернет, и в шлюпке попробовала добраться до норвежского берега. Думается, они все утонули. Ну, мы взяли его на борт, человека этого, и они со шкипером долго о чем-то говорили в каюте. А багажа у него была только одна жестяная коробка. Вроде бы фамилия его ни разу не упоминалась, а на вторую ночь он пропал, будто его и не было. То ли он сам бросился за борт, то ли упал по неосторожности, штормило-то сильно. Всего один человек знал, что с ним случилось, и это был я, потому как я своими глазами видел, как шкипер ухватил его за щиколотки и перекинул через планширь в середине темной ночной вахты за двое суток до того, как мы завидели шотландские маяки.

Ну, я помалкивал и ждал, что из всего этого воспоследует. Когда мы вернулись в Шотландию, промолчать было проще простого, да и вопросов никто не задавал. Неизвестный погиб от несчастного случая, и наводить справки никому не требовалось. Ну, Питер Кэри вскорости с морем покончил, и прошли долгие годы, прежде чем я узнал, где он поселился. Я сообразил, что на такое он пошел ради этой коробки и что теперь ему будет по карману заплатить мне, чтоб я держал язык за зубами. Где он, я узнал от матроса, который повстречал его в Лондоне, ну, я и поехал поприжать его. В первый вечер он держался очень разумно и был готов заплатить мне столько, что я мог бы навсегда с морем покончить. Мы договорились завершить дельце через два дня. Когда я пришел, он уже был на три четверти пьян и зол на весь мир. Мы сели и попивали, вспоминая старые деньки, но чем больше он пил, тем меньше мне нравилось выражение его лица. Я поглядел на этот гарпун на стене и подумал, что он может мне понадобиться, прежде чем я уйду оттуда. А потом он наконец кинулся на меня, брызгая слюной, ругаясь, с убийством в глазах и большим ножом в руке. Да только он не успел вытащить его из ножен, как я уже всадил в него гарпун. Господи, ну и завопил же он, а лицо его не дает мне спать по ночам! Я стоял там, а его кровь хлестала вокруг меня, и я немножко выждал. Только все было тихо, ну, я и приободрился. Осмотрелся, гляжу – а на полке эта жестяная коробка! Прав у меня на нее было не меньше, чем у Питера Кэри, ну, я и прихватил ее с собой и вышел вон. Только, как дурак, оставил свой кисет на столе.