Джеймс Мэйо - Персидская гробница. Не трогай спящих

Но он не мог этого сделать, просто не мог себя заставить!

«Мур» исчез, потом мушка его автомата появилась на фут правее. Худ быстро нырнул за высокий секретер (французская работа восемнадцатого века), тут же разлетевшийся вдребезги. Семнадцать тысяч фунтов.

Худ мрачно усмехнулся, бросился на пол и пополз под непрерывным градом осколков. Когда он укрылся под массивным столом, очередной выстрел разбил огромное блюдо работы Чартериса (пятнадцать тысяч фунтов).

И тут «Мур» отшвырнул автомат, — видимо, кончились патроны.

Он продолжал ползти, но очень удобно подставил под выстрел колено. Худ выстрелил, полетели щепки, и он увидел, что попал в резную статую шестнадцатого века работы Тильмана Риманшнайдера.

Больше патронов не было.

Худ сунул пистолет в карман и кинулся за «Муром». Тот повернулся, схватил серебряный ночной горшок (Чарльз Лигер, 1736, три тысячи фунтов), швырнул его и бросился в дальнюю комнату. По дороге он успел ещё бросить двуручный сосуд раннего периода эпохи Чу.

О, Боже, только не это, — подумал Худ, рванулся, поймал раритет, быстро поставил его на стол, вскочил на ноги и схватил бело-голубой кувшин четырнадцатого века, но тут же поставил его обратно (парный кувшин принадлежал Британскому музею).

Тут под руку подвернулось серебряное блюдо работы маэстро Джорджо.

«Генри Мур» в этот момент пытался поднять статую Кановы. Блюдо ударило его в подбородок.

Он покачнулся, но прежде чем Худ успел до него добраться, швырнул ему под ноги лакированную ширму.

Худ споткнулся и упал.

Мур спрятался за чернолаковый буфет времен Людовика XV и обзавелся множеством боеприпасов в виде изделий Нимфенберга, Кендлера, мейсенского фарфора и жадеита. Ваза эпохи Минь просвистела над головой Худа и вдребезги разбилась о скульптуру вакханки работы Торвальдсена.

Худ понял, что у него появился шанс. Опустившись на колени, он прополз, прячась за скульптурой новобрачной работы Челлини, и прыгнул на спину «Генри Муру».

Они сцепились, покатились по полу, Худу удалось захватить пальцы «Мура» и сильно двинуть того локтем. Но «Мур» ответил чугунным шаром головы, вырвался из захвата Худа, перевернулся и врезал Худу в челюсть.

Комната покачнулась и потемнела. Мур ударил снова. Худ рухнул на пол. Он слышал, как Мур шарит вокруг в поисках подходящего оружия. Худ тряхнул головой, стараясь прийти в себя, из носа у него текла кровь.

Наступила загадочная пауза, и Худ подумал, что с ним все кончено.

Но вокруг было тихо. Он вырвал руку из распоротого полотна: Каналетто. Покачиваясь, Худ встал на ноги, подвигал челюстью, надеясь, что зубы уцелели. Мур исчез. При виде учиненного погрома Худ подумал, что нужно убираться прежде, чем придут хозяева.

Он тряхнул головой, поковырял запекшуюся в носу кровь. Большое зеркало эпохи Директории разбитое лежало на полу. Худ поспешил к дверям.

Чудом уцелела фарфоровая статуэтка гитариста, выполненная в стиле Капо ди Монте. Худ всегда считал, что это подделка, и легонько толкнул её.

Снаружи Челио оторвался от работы, поднял руку, пошевелил в улыбке длинными усами и пропел:

— Buon giorno, signor!

Из кафе Худ позвонил Джулио и попросил устроить его на вилле.

Примерно в трех кварталах от отеля Джулио держал небольшой дом, который летом обычно сдавал богатым американцам. Сейчас дом пустовал и Джулио с охотой согласился, пообещав немедленно доставить туда вещи.

Экономка с мужем, которые там жили постоянно, сделают для него все, что нужно.

— Спасибо, Джулио, ты — отличный парень.

— Кстати, здесь для вас сообщение. Говорят, вы его очень ждали.

— От кого?

— Минуточку. Я пошлю за ним.

Худ закурил и напряженно ждал.

Известие было от Артура Граффа.

— Прочесть? — спросил Джулио.

— Давайте.

«Мне нужно вас увидеть. Встретимся в шесть вечера у Скотти. Я не хочу долго там болтаться, так что если меня не будет, я жду в Сан Реденторе. Если мы разминемся, оставьте мне записку. Не возвращайтесь на калле Маджо, вас видели. Артур.»

— Это все.

— Понятно… Подождите минутку. — Худ отбросил сигарету. Казалось, упоминание Скотти подтверждает подлинность записки. В этой траттории у церкви они обычно встречались с Граффом во время наездов Худа в Венецию.

— Джулио, пошлите на виллу и записку, ладно?

— Конечно.

Худ повесил трубку и вернулся в зал. Там пара посетителей потягивала кофе. Место казалось вполне подходящим — там было прохладно, чисто и полутемно. Напротив — глухая каменная стена собора. Тоже неплохо.

Он спросил, не найдется ли чего-нибудь поесть, и улыбающаяся толстуха пообещала сделать все возможное. Ему принесли тонкие ломтики хрустящего поджаренного хлеба и полграфина красного вина «Капрамонтана». Вино было великолепным, и Худ почувствовал, как сама атмосфера кафе постепенно восстанавливает силы. Он поел, выпил кофе, закурил, расплатился и вышел.

На виллу все уже доставили. Здороваясь с ним, экономка протянула ключи и конверт с запиской Граффа.

Худ ещё раз внимательно прочитал её. Все в порядке, почерк Граффа. Худ сложил записку, сунул в карман и позвонил в банк Гварди.

Гварди заверил, что с катерами все в порядке, и дал адрес и номер телефона человека, который за них отвечает. Худ велел направит того к пяти сорока к Риа Сан Маргерита.

— Конечно, синьор Худ, — пообещал Гварди.

Худ умылся, тщательно проверил пистолет и зарядил его. Рана на шее чертовски болела, но сейчас не было времени ей заниматься. Дождавшись, пока стрелки часов показали пять сорок две, Худ вышел. В указанном месте ждал очень неплохой с виду катер, отделанный полированным красным деревом, с белыми бортами и голубой полосой. У моториста были характерные для венецианца рыжие волосы. Худ сказал, куда нужно плыть, и сел сзади.

Стоял прохладный тихий вечер, небо прошили лиловые и зеленые полосы, как на адриатических пейзажах Бонингтона. Когда они подплыли к Джудекке, над заливом поплыл колокольный звон. Все дышало миром и спокойствием, Худ наслаждался этим в предчувствии предстоявшей беспощадной схватки.

Катер причалил к пирсу неподалеку от места назначенной встречи, моторист отдал швартовы. Худ велел ему сидеть и ждать.

— Оставайтесь в катере, никуда не отлучайтесь, понятно?

— Si, signor.

Наступили сумерки, время, которое Худ так не любил. Entre chien et loup (в сумерках — между собакой и волком — (фр.) — прим. пер.), как совершенно верно говорят французы. В воде отражались огни пассажирского лайнера, стоявшего у противоположного причала.

Худ прошел мимо церкви Сан Реденторе к траттории Скотти. Там было пусто, время ужина ещё не подошло, Артура тоже не оказалось. Он прошел в заднюю комнату, синьора Скотти радостно его приветствовала. Она только что вернулась, но муж, который весь день был на месте, наверняка видел Граффа; правда, сейчас того не было, он отправился за продуктами.