Райнов Богомил - Инспектор Антонов рассказывает

— Вы затуманили мне голову вашими доводами, — мученически вздыхает Марин.

Он уже созрел для отступления, но еще не в состоянии проглотить обиду и, наверное, долго еще будет ее помнить. Без этого не бывает. Люди покупают телевизор, и когда выясняется, что он испорчен, они расстраиваются, хотя знают, что его можно починить. Тут же в основе нечто несравненно более дорогое.

— С этим вопросом — все. Однако, как я вам уже говорил, для меня этот вопрос имеет и деловую сторону. Почему ваш брат после того, как вы почти поссорились, решил вам преподнести вчерашний сюрприз?

— Чтобы получить кое-что взамен. Это в его характере. Ему нужен был повод для встречи, и он хотел показать мне, что я ему теперь обязан.

— А что он просил у вас?

— Да так, ерунда. У него есть допотопный «БМВ», купленный в комиссионке, и поскольку он пронюхал, что я уезжаю, он попросил привезти ему два поршня. И еще какие-то мелочи, не помню, он дал мне записку. Я был так ошарашен остальным, что почти не слушал его.

— А когда он просил вас помочь ему в получении паспорта?

— Это было, наверное, около года тому назад. Незадолго до переезда в сарай. В сущности, мой отказ и обидел его больше всего, и вскоре он переехал.

— А почему вы отказались ему помочь? Боялись, что сбежит?

— Я и не допускал чего-либо подобного. Прежде всего, Филипп питал слишком много иллюзий относительно моих связей и моего влияния. Оно не настолько сильно, чтобы я мог мановением руки обеспечить ему визу в Австрию. И потом… Вы же имеете о нем представление… Кто его знает, какой номер он выкинет… контрабанда или что-нибудь в этом роде.

— Это все, что мне было нужно знать, — говорю я и встаю. — Благодарю вас за терпение.

— Может быть, это я должен вас благодарить, — глухо замечает Марин, — но вы сами понимаете, в каком я состоянии. Где я теперь могу найти Дору?

— Она сама найдет вас. Скажите только, что ей передать.

— Пусть придет к вечеру, что еще? Сейчас мне предстоит побегать — надо получить выездную визу.

— Не беспокойтесь, я все передам.

— Пусть придет в восемь. Я буду ждать дома.

Не хватает мне «инкассаторства», теперь я к тому же и вестник любви…

И вот я наконец дома. Когда я говорю «наконец», это надо понимать как 21 час. Не беспокойтесь, я не буду описывать вам обстановку. Если бы я даже и взялся за описание, оно заняло бы не более пяти строчек, включая содержимое моего гардероба. Дело холостяцкое.

Сую ноги в тапочки, натягиваю верхнюю часть пижамы — нижняя часть вообще не попадается мне на глаза, уж не помню, с какого времени, потом ложусь на кушетку, зажигаю ночную лампу и беру книгу со столика. Беру главным образом из любопытства, чтобы посмотреть, до какой страницы я имел мужество добраться. После этого я кладу книжку на столик, потому что мне надо подумать о некоторых вещах. В горизонтальном положении человек лучше всего сосредоточивается. Кровь равномерно поступает во все части тела, включая мозговые центры. И так сосредоточиваешься, что даже не чувствуешь, как засыпаешь.

Пронзительный звонок нарушает мою углубляющуюся дремоту. Второй звонок полностью сбрасывает меня с гладких рельсов сна. При третьем — я уже держу одной рукой телефонную трубку в то время, как другая рука массирует лоб.

— Товарищ Антонов? — Массаж помогает, потому что я мгновенно узнаю голос Доры. — Мне нужно сейчас же с вами увидеться… Марин исчез…

— Что ты болтаешь? — восклицаю я, переходя вдруг из-за своего дремотного состояния на «ты». — Как так «исчез»? Откуда он исчез?

— Из дома. Вы сами сказали мне, что он ждет меня в восемь, а сейчас уже двадцать минут одиннадцатого, а его еще нет…

— Наверное, задержался где-то. Человек деловой, завтра уезжает… — пытаюсь я успокоить Дору, не очень веря своим словам.

— Это исключено. Марин до педантизма точен. Даже если бы у него были дела, он заглянул бы, чтобы сказать мне.

— Хорошо, хорошо. Только не волнуйтесь. Сейчас буду.

Пятнадцатью минутами позже служебная машина доставляет

меня к дому Манева. Дора в смущении ждет у подъезда.

— Почему вы стоите тут? У вас нет ключа от квартиры?

— Есть, но мне уже как-то неудобно им пользоваться.

— Тогда давайте, я им воспользуюсь.

Быстро поднимаюсь наверх, отпираю дверь и врываюсь в темноту квартиры. Ничего ужасного или загадочного. Холл, спальня и даже кухня — в полном порядке. Никаких следов Марина.

Возвращаюсь на лестницу, запираю дверь и спускаюсь вниз. Дора садится со мной в машину.

— Давай на Витошу, — приказываю шоферу. — Есть ли у Марина друзья, у которых он мог бы задержаться? — спрашиваю женщину.

— Есть несколько друзей, но я же вам говорила, что это не в его характере — назначить встречу и не явиться на нее, — отвечает она взволнованно.

«Ну да, если только он не начал колебаться и предпочел не явиться», — думаю про себя, хотя это звучит не очень убедительно.

— Здесь помедленнее! — говорю шоферу, когда мы приближаемся к кафе «Бразилия».

Машина ползет еле-еле. Через широкую витрину мне ясно видно все, что делается внутри. Кое-где за столиками еще есть посетители, но лиц, которые меня интересуют, среди них нет. Смотрите-ка. Не заботятся больше о своем алиби. Если не фабрикуют их в данный момент в другом месте.

— Давай в Симеоново! И побыстрее!

Это последний вероятный объект. Если и там нет следов Марина, придется принимать чрезвычайные меры. Что еще не значит, будто мы тут же его найдем.

Машина с ревом преодолевает подъем на Лозенец, поворачивает мимо Семинарии и мчится по шоссе через лес. Мощные фары освещают фантастическим светом стволы и листву деревьев. Дора нервно кусает губы, и вообще ситуация в точности, как в кино.

Через несколько минут мы уже подъезжаем к вишнево-яблоневому саду, и я показываю шоферу, где остановиться. В «сарае» темно, и он едва различим сквозь ветви деревьев. К счастью, над нашими головами почти полная луна, и мы без всяких вывихов и растяжений сухожилий достигаем дома. Я приникаю к низкому окну, но в помещении слишком темно, чтобы можно было что-то различить.

— Он оставлял ключ на этой балке, — говорит Дора.

На балке, однако, нет никакого ключа, не находим мы его и по соседству. Приходится прибегнуть к приспособлению, заменяющему ключ. Мы входим и зажигаем свет. Ателье более или менее в том же виде, как я его запомнил, с картинами на стенах и штативом в углу. Никаких следов братьев Маневых. Остальные помещения — кухня и тесный чулан — тоже пусты.

— Да-а, — бормочу я. — Здесь нужно быть повнимательнее. Погреб, чердак, подземные помещения?

— Я об этом не слышала, — шепчет побелевшими губами Дора, у которой упоминание об этих помещениях вызывает представление об убийстве.