Эллери Куин - Кот со многими хвостами. Происхождение зла

Итак, Делия встала рано, а Альфред Уоллес поздно. Обычно он поднимался пораньше, прежде чем его потребует Прайам, зная, что можно со вкусом позавтракать лишь до пробуждения хозяина. Однако по воскресеньям последний предпочитал спокойно полеживать до полудня, что позволяло Уоллесу спать до девяти утра.

Отец Делии неизменно вставал с петухами. В то утро он позавтракал с дочерью, а после ее отъезда в Лос-Анджелес отправился в утренний лесной поход. На обратном пути остановился у большого дуба, окликнул внука, но, не слыша никакого ответа, кроме оглушительного храпа Кроува, вернулся домой, зашел в библиотеку. Библиотека располагалась внизу в центральном холле напротив апартаментов Роджера, отделенная от них лестницей. В несколько минут девятого, докладывал мистер Кольер, дверь его зятя была закрыта, света под ней видно не было — все как обычно в воскресное утро, поэтому он вытащил из ящика письменного стола альбом для марок, кляссер, пинцет, каталог Скотта и принялся раскладывать последние приобретения.

— Я от души поколесил по свету, — похвастался старик, — и с большим удовольствием собирал везде марки. Хотите взглянуть на коллекцию?

Эллери вынужден был отказаться — нет времени, занят другими делами.

Альфред Уоллес сошел вниз в несколько минут десятого, поздоровался с отцом Делии — дверь библиотеки была открыта — и пошел завтракать, не заглянув к Роджеру.

Миссис Гуттьерес подала ему еду, он прочел воскресную газету, которую всегда подсовывают под дверь. У горничной и шофера воскресный выходной, в доме было непривычно тихо. Кухарка на кухне готовила завтрак для Роджера Прайама.

Вскоре после десяти Уоллес тщательно сложил газету, придав ей первоначальный вид, поднялся со стула и вышел в холл. Просыпаясь по воскресеньям, Прайам желал найти газету под рукой и приходил в бешенство, если она оказывалась измятой или развернутой.

Заметив свет под дверью, Уоллес ускорил шаг.

Вошел без стука.

По словам мистера Кольера, он понял, что случилось нечто из ряда вон выходящее, услышав крик секретаря из комнаты Роджера:

— Мистер Кольер, сюда, сюда!

Старик бросил альбом с марками, побежал через холл. Уоллес колотил по телефонному рычагу, пытаясь вызвать телефонистку, успев ему крикнуть:

— Взгляните, все ли в порядке с мистером Прайамом!

В тот же миг телефонистка ответила, и он в панике забормотал что-то насчет полиции и лейтенанта Китса.

Кольер кинулся к зятю, лежащему в разложенном кресле-каталке. Прайам в ночной рубашке опирался на локоть, глядя на него сверкающим, как бы остекленевшим от ужаса взглядом. Открывал рот, тряся бородой, но не издавал ни единого звука. Насколько старик понял, ничего с ним не случилось, только он был смертельно испуган. Кольер уложил паралитика, стараясь успокоить. Тот лежал неподвижно, как в коме, крепко зажмурившись, чтоб ничего не видеть, не отвечая на вопросы тестя. Тут Делия вернулась из церкви.

Охнула на пороге — Уоллес оторвался от телефона, а Кольер от кресла-кровати. Она вглядывалась в комнату недоверчивым страдальческим взглядом. Была еще бледней мужа, готовая упасть в обморок.

— Что… что это…

Ее била дрожь.

— Уведите ее отсюда! — резко приказал Уоллес.

— Он умер… Умер!

Кольер бросился к ней:

— Жив, дочка. Просто испуган. Иди наверх. Мы о нем позаботимся.

— Жив? Тогда почему… Что случилось…

— Делия! — Старик схватил ее за руку.

— Ничего не трогайте! Ничего!

— Не будем, не будем…

— Ничего нельзя трогать. Все должно оставаться как было. Абсолютно точно. — После этого Делия побрела, спотыкаясь, в прихожую к телефону и позвонила Эллери.

Когда Эллери затормозил перед домом, на подъездной дорожке уже стояла патрульная машина. В ней сидел молодой полицейский с красной физиономией, громко переговариваясь с участком, широко разевая рот. Его напарник, видно, был в доме.

— Эй, — выскочил он из машины, — куда вы?

— Я друг семьи, офицер. Мне сейчас звонила миссис Прайам. — Эллери тоже был вне себя. Делия устроила по телефону истерику, он разобрал только слово «игрушки», не имевшее смысла. — Что случилось?

— Не стану повторять, — взволнованно объявил полицейский. — Не стану ударять лицом в грязь. Думают, будто я пьяный. За кого они меня принимают? В воскресенье утром! Я много чего повидал в этом городе, но…

— Слушайте, возьмите себя в руки. Вызвали лейтенанта Китса?

— Дома застали. Едет.

Эллери протопал по ступенькам. Вбежав в холл, увидел Делию, одетую в выходное скромное черное платье, в шляпе и перчатках, прислонившуюся к стене без кровинки в лице. Нервный растрепанный Альфред Уоллес держал ее за руку, что-то нашептывал. Картина мигом изменилась: заметив Эллери, Делия что-то быстро бросила секретарю, выдернула руку, шагнула вперед. Уоллес удивленно оглянулся, метнулся за ней, как бы боясь остаться один.

— Эллери!

— Как мистер Прайам?

— Сильно потрясен.

— Не могу его упрекнуть, — пробормотал Уоллес, вытирая лицо носовым платком в трясущейся руке. — Врач сейчас будет. Мы ничем помочь не можем.

— Что вы там сказали про игрушки? — Эллери торопливо пошел через холл с уцепившейся за его руку Делией. Уоллес остался на месте, по-прежнему утирая лицо.

— Про какие игрушки? Я сказала…

Эллери споткнулся и замер в дверях.

Другой патрульный из полицейской машины в сбитой на затылок фуражке сидел верхом на стуле, беспомощно озираясь вокруг.

Роджер Прайам лежал неподвижно, глядя в потолок.

Кругом — на самом Роджере, на простынях, одеяле, на полках инвалидного кресла и пишущей машинке, на полу, на мебели, на раскладушке Уоллеса, на подоконниках и карнизах, в топке и на каминной полке — повсюду… лягушки.

Лягушки и жабы.

Сотни лягушек и жаб.

Крошечные древесные жабы.

Желтоногие лягушки.

Лягушки-быки.

Головки у всех свернуты.

Комната была усеяна мертвыми лягушками.

Эллери был ошеломлен. В дальних темных углах подсознания абсурдный бред с лягушками далеко не смешон. За черным нильским бычком с орлом на спине и жуком на языке стоит бог Апис; за абсурдом маячит страх. Страх — извечный тиран. В середине двадцатого века принял облик гигантского гриба. Почему ж не лягушки? Господь за пленение иудеев покарал Египет, поразив его жабами, — жабы, кровь, дикие звери, убитые первенцы… Невозможно винить неподвижно застывшего Роджера Прайама. Роджер знаком с божественным промыслом — сам божок в своем роде.

Пока Китc с патрульными бегали по дому, Эллери расхаживал по гостиной, стараясь собраться с мыслями. Происходившее его злило и зачаровывало. Никакого смысла. Никакой связи. Вот в чем власть над непосвященными, внешний вид для невежественной толпы. Но сам Прайам вхож во внутренний храм. Ему известно то, чего другие не знают. Известен смысл бессмыслицы. Известна природа тайны, с которой она связана. Знание не всегда сила; определенность не всегда успокаивает. Такое знание парализует, такая определенность страшит.