Себастьян Фитцек - Я – убийца

Она вышла из лифта и быстро взглянула на большие вокзальные часы в конце коридора. Еще две минуты. Сто двадцать секунд, за которые она должна поднять персонал на уши. Это была самая важная часть плана.

– Около шести ты пойдешь в свое отделение и поднимешь тревогу. Я хочу, чтобы как можно больше твоих коллег были в курсе, когда ты доберешься до поста охраны перед палатой Симона, – вдалбливал ей Роберт.

Чтобы после никто не сомневался, что она сдалась добровольно, чтобы ей не смогли ничего предъявить. И она должна была пообещать ему кое-что еще.

– Как только ты сдашься, скажи им, где я. Но только ровно в шесть. Ни секундой раньше, – вспомнила она их последний разговор, спеша вниз по коридору.

– Почему? – удивилась она. – Помощь подоспеет не раньше чем через пять минут.

– Да. И за это время я должен выяснить, что случилось с моим сыном. Если на «Мосту» действительно планируется продажа ребенка, то дольше ждать опасно: слишком большой риск для малыша.

– Но если они приедут слишком поздно, ты погибнешь.

Он лишь устало покачал головой:

– Не думаю, что Голос хочет убить меня. Для этого у него в последние дни было слишком много возможностей.

– Чего он тогда хочет?

Вместо ответа, он поцеловал ее в последний раз и уехал, чтобы выяснить это.

Карина остановилась.

Матового стекла дверь в сестринскую обычно стояла нараспашку, но сейчас кто-то из сотрудниц прикрыл ее – видимо, чтобы наконец-то спокойно выпить кофе. Карина слышала за дверью звонкий незнакомый смех. Наверное, он принадлежал медсестре из другого отделения, которая временно работала в ее смену.

Щелк.

Стрелка часов проглотила еще одну минуту ее плана. Карина подняла руку, хотела постучать – и замерла.

«Этого не может быть…» – мелькнуло у нее в голове. Войдя в коридор, она не решилась даже взглянуть в сторону палаты 217. Полицейский перед дверью должен заметить ее, только когда Карина этого захочет. А не наоборот. И тем не менее краем глаза она увидела то, что было просто невозможно.

А именно: ничего!

Она медленно повернулась, оглядела длинный, обработанный антисептическим раствором коридор.

Действительно: никого. Ни мужчины. Ни женщины. Ни полицейского.

Конечно, возможно, что сотрудник просто вышел покурить.

Карина попыталась снизить обороты и мыслить рационально.

Ладно. Может, он в туалете. Или проверяет, как там мальчик. Но разве перед дверью не должен все равно стоять стул?

Палата 203, 205, 207. С каждой дверью ее шаги становились все быстрее.

Или они и правда отказались от охраны? После того как Симона уже раз похитили? И как назло, сегодня?

Мимо палаты 209 она уже пробежала.

– Эй! Карина? – услышала она взволнованный женский голос сзади. Наверное, медсестра. В отличие от смеха в сестринской голос показался Карине знакомым, но она все равно на него не обернулась. Это могло и должно подождать.

Вместо этого она распахнула дверь с номером 217 и готова была кричать. Потому что увидела то, чего так боялась. Никого. Никакого ребенка. Никакого Симона. Только одинокая, свежезастеленная кровать, ожидающая нового пациента.

– Карина Фрайтаг? – послышалось снова, на этот раз прямо за спиной.

Она обернулась. И правда, новенькая. Рыжеволосая девушка как-то раз сидела рядом с ней в больничном кафетерии. Марианна, Магдалена, Мартина… что-то в этом роде. Какая разница, как ее зовут. Карину в настоящий момент интересовало только одно-единственное имя, и тот, кто его носил, исчез.

– Где Симон?

– Его перевели, но я…

– Перевели? Куда?

– В клинику Кеннеди.

– Что? Когда?

– Не знаю, так записано в медицинском журнале. Мое дежурство только что началось. Слушай, не создавай мне сейчас, пожалуйста, проблем. Я обязана позвать главного врача, как только ты появишься здесь.

– Давай. А еще лучше вызови полицию.

– Зачем? – Медсестра опустила руку с телефоном внутренней связи.

– Потому что Симона похитили. В клинике Кеннеди нет нейрорадиологического отделения. Это частная терапевтическая клиника.

– Ох…

– Чье это распоряжение? Кто дежурил до тебя?

Рыжая девушка сейчас совсем растерялась. Она перечисляла имена, пока Карина не попросила повторить одно. Едва не спотыкаясь о собственные ноги, она вихрем выбежала из палаты мимо медсестры.

«Пикассо? С каких это пор он снова берет ночные дежурства?»

Штерн повернул ключ зажигания так, чтобы включилась современная аудиосистема внедорожника. Проигрыватель со всасывающим звуком проглотил диск. Роберт больше не обращал внимания на движение на «Мосту» перед ним. Он сосредоточился на экране и ощущал себя студентом, который не находит своего имени в списках сдавших экзамен. Правда, на этом экзамене речь шла о жизни его сына. Или, что вероятнее, о его смерти.

Когда появилась картинка, Роберт сначала решил, что это копия уже знакомого ему диска. Как и на том видео, все начиналось с зеленоватой съемки отделения новорожденных. Феликс снова лежал в своей кроватке, снова протянул кулачок и расправил крохотные пальчики. Штерн хотел отвернуться и закрыть глаза, но он знал, что это бессмысленно, потому что следующие кадры навсегда запечатлены на сетчатке его глаз, с того самого момента, когда он увидел это на экране старого телевизора в своей вилле: неподвижное тело Феликса с синюшными губами и застывшим взглядом, и десятилетие спустя упрекавшим отца, что тот не помешал смерти. Штерн молитвенно сложил руки, прикусил язык и мечтал, чтобы этот кошмар скорее закончился. Он приехал не за тем, чтобы наблюдать, как умирает его сын.

«Но зачем тогда? Неужели ты такой идиот и поверил, что существует другое объяснение?»

– Да, – признался он самому себе и впервые вслух произнес свои мысли. – Феликс жив. Я не хочу, чтобы его сердце остановилось. Пожалуйста, не дай ему умереть. Только не еще раз.

Это была скорее мольба, а не молитва, и, хотя Роберт не называл адресата своей отчаянной просьбы, его слова, казалось, на что-то повлияли.

«Что это?»

Последовательность кадров разительно отличалась от первого DVD. Неожиданно на кроватку упала тень. Камера приблизилась, и изображение стало зернистым. Затем случилось немыслимое. В кадре появились мужские руки. Сначала одна, потом другая. Голые и грубые, они потянулись к Феликсу и обхватили его за хрупкую головку. Штерн с трудом моргнул и испугался, что следующие сцены будут намного ужаснее, чем все, что ему уже пришлось вынести. Он пытался приказать своим пальцам выключить автомобильный плеер, но, в то время как душа хотела прекратить мучения нажатием на кнопку, мозг препятствовал этому. И в итоге Роберт смирился с неизбежным: этот ужасный путь познания наконец-то завершится здесь, на парковке у озера. Диск безжалостно продолжал вращаться, и Штерн наблюдал, как мужчина тянул руки к младенцу. К Феликсу! Одна подхватила его под голову. Другая под спину. Потом мышцы крепких рук напряглись, и незнакомец…