Олесь Бенюх - Любовь и бессмертие Зорге

Зорге (Подходит к столу, садится):Сердечно благодарю за поздравления. Это предложение - действительно большая честь! Но...

Отт, его жена, Мейзингер - все с удивлением - смотрят на Зорге.

Зорге: Вы знаете, какую уйму времени, сил, энергии отнимает у меня подготовка аналитических материалов по различным ведомствам (многозначительно смотрит на посла, на начальника гестапо).

Входит шифровальщик, обращается к Отту:

Шифровальщик: Господин посол, вот записка, подготовленная господином Зорге. Разрешите отправлять в Центр?

Отт (берет бумаги, мельком просматривает): Так, детали программы премьера Коноэ о создании "великой восточноазиатской сферы взаимного процветания" - Индия, Индонезия, Индокитай, страны южных морей... Оставьте это у меня. (Шифровальщик уходит). Рихард, зашифруйте это моим шифром и отправьте на Вильгельмштрассе. Там это ждут. Посмотрите вчерашний запрос Риббентропа.

Зорге: В ответ на этот запрос я и написал этот материал. (после паузы) Партийная работа... Для её безупречного и строгого исполнения нужен человек, не загруженный, как я, обязанностями пресс-атташе и тысячью и одной функцией по посольству. Кроме этого, мне же приходится постоянно разъезжать по всей сфере действия нашего посольства. А это безграничный Дальний Восток. Иначе мои корреспонденции будут носить не глобальный, а лишь сугубо токийский характер.

Мейзингер: Признаться, я как-то не подумал об этой стороне вопроса... Кстати, Рихард, вы обещали мне анализ отношения нынешнего кабинета министров, персонально каждого из его членов - начиная с принца, к одновременному выступлению Японии вместе с нами против России. А то эти молодцы из Абвера опять меня обскачут. Напоминание из канцелярии рейхсфюрера лежит у меня на контроле три дня, а...

Зорге: Ты же знаешь, я вернулся из Шанхая позавчера. (Улыбается, достает из кармана блокнот, вырывает несколько листков, передает их Мейзингеру). Дружеский долг превыше всего.

Мейзингер (пробегает взглядом листки): Рихард... дружище... спасибо. От всей моей службы. А кого бы ты рекомендовал вместо себя?

Зорге: Есть кандидатура. И приличная. Военно-морской атташе Венеккер.

Отт: Неплохо, Рихард, совсем неплохо. Он все жаждал в кресло посла усесться. А должность фюрера всех немцев в Японии и тщеславие его утолит, и времени для бездарных интриг поубавит. Как вы думаете, полковник?

Мейзингер: Думаю, это и логично, и справедливо. Я сошлюсь в телеграмме на ваше согласие, господин посол?

Отт кивает. Мейзингер откланивается, выходит, продолжая читать листки, которые ему передал Зорге, говорит про себя: Как точно, метко, разумно! Срочно, немедленно в Берлин!

Останавливается в дверях. Повернувшись к Зорге, словно только что вспомнив что-то очень важное, говорит:

Мейзингер: Рихард, насчет Леммке и Хюбнера мы с тобой уже говорили. А вот наш граф Дуеркхайм... уж слишком он показной наци. Ярый ненавистник жидов, славян, итальяшек. Всех неарийцев. Вопрос - сам-то он чистый ариец?

Отт: Меня и раньше, в Берлине удивлял его слишком курносый нос, эти характерно русские скулы, разрез глаз...

Мейзингер: Твое мнение, Рихард?

Зорге: Я, как лингвист, могу сказать - едва уловимый акцент заставляет думать, что в его жилах течет и не немецкая кровь.

Мейзингер (хлопая себя ладонью по лбу): Лингвистика - вот такая нужна мне отмычка. (Уходит).

Фрау Отт: Какая благородная скромность - отказаться от столь заманчивого, столь завидного предложения! Я горжусь нашей дружбой, Рихард.

Отт: Я уверен, дорогая, в Берлине отказ Рихарда будет оценен весьма высоко. Кругом столько беспринципных карьеристов, которые - чтобы продвинуться хоть на ступенечку вверх - готовы переступить через труп и друга, и отца родного. Браво, Рихард, браво! Подумать только, я мог бы лишиться помощи моего самого главного аналитика и советника! Этот болван чванливый, этот мясник Мейзингер послал предложение в Берлин, не согласовав его со мной.

Фрау Отт: Еще бы! Его девиз: "Гестапо превыше всего!" Чучело в полковничьем мундире.

Отт: Вернее не скажешь. Дорогая, ты не оставишь нас с Рихардом наедине ненадолго.

Фрау Отт: Посекретничайте. Я собиралась удалиться в любом случае. Меня ждут посольские дамы. Мы едем в Киото. Буддийские храмы, могучие постройки из драгоценного дерева кейяки, скульптуры и гравюры прошлых веков - хотим открыть для себя Японию. На этой неделе мы уже прослушали переводы тех повестей - моногатари, которые рекомендовал Рихард и даже посмотрели одну из драм ёкёку. (Целует мужа, кивает Зорге, уходит).

Отт (наклонившись ближе к Зорге): Помнишь, ты посоветовал, чтобы я сделал запрос Риббентропу - когда мы планируем ударить могучим тевтонским кулаком по большевистскому отродью - России?

Зорге (не понимая, к чему клонит посол): Конечно. Ведь все эти специальный посланник из Берлина Херфер и даже представитель фюрера Штаммер - ничего толкового не сказали, никаких планов не раскрыли.

Отт: Они же сами ничего не знали! Знали только фыркать и задирать нос за то, что мы не можем уломать Коноэ повернуть Японию с "Юга" на "Север".

Зорге: И не только это. Все сообщения об операции "Морской лев", Англия, Гибралтар, Северная Африка - разве это направление нашего главного, стратегического удара?

Отт: Умница! Только что пришел ответ за подписью Риббентропа: главная цель - Россия. И теперь очень скоро.

Затемнение. Прожектор выхватывает часть комнаты в доме Зорге. За передатчиком Макс Клаузен. Сквозь звук морзянки диктор читает текст:

Диктор: "Германский посол Отт заявил мне, что Гитлер исполнен решимости разгромить СССР. Возможность войны велика. Гитлер и его штаб уверены в том, что война против Советского Союза нисколько не помешает вторжению в Англию. Решение о начале войны против СССР будет принято Гитлером либо в этом месяце, либо после вторжения в Англию. 6 мая 1941 года. Рамзай"

"Риббентроп заверил посла Отта в том, что Германия совершит нападение на Советский Союз во второй половине июня. Это не подлежит сомнению. Отт на девяносто пять процентов уверен, что война вот-вот начнется. Я лично вижу подтверждение тому в следующем: технический персонал германских воздушных сил получил приказание немедленно покинуть Японию и возвратиться в Берлин; военному атташе запрещено посылать важные сообщения через СССР. 30 мая 1941 года. Рамзай".

Сцена седьмая

Токийский храм Ясукуни-дзиндзя. Вдоль его стен по парковой аллее прохаживаются Зорге и Хоцуми Одзаки, оба в европейских костюмах. Говорят негромко, хотя народа почти нет - время дневное, между службами.

Зорге: Я помню, как два года назад, 5 января 1939 года Тэнно, "живой бог", император почтил своим присутствием здешнее богослужение.