Гарри Зурабян - Джума

- В тюрьму. Мы, собственно, с Капитолиной Васильевной... Как это говорят у вас? С повинной сдаваться шли.

Петр Андреевич прикрыл глаза и сжал челюсти. "Это - финиш! Если я еще минут на пять тут останусь - точно умом тронусь. Это же надо до такого додуматься: "... шли с повинной в тюрьму сдаваться"! Да Горыныч, наверное, сейчас в гробу перевернулся, прости меня, Господи: жена "вора в законе" по собственной воле идет "в тюрьму сдаваться"! Нет, действительно, черт знает что творится в этой стране. Форменный бардак наступает и, похоже, это только начало..."

Он открыл глаза, встретившись с настороженными, напряженными взглядами Артемьева и Сотниковой.

- Ну вот что, милостивые государи и государыни, сейчас возьмете бумагу и ручки и подробно, до мельчайших деталей, все напишите. Вы, Георгий Степанович, не просто укажите место, где Астахова-Рубецкого укрываете, но и до тропинки поясните, как туда добраться. Вы же, Капитолина Васильевна, особенно подробно опишите свою встречу с Математиком, то есть, с Лукиным. Поняли? - Он поднялся: - Игорь, Алексей, поехали... - и едва разомкнув губы, чуть слышно добавил: - ... разгребать эти авгиевы конюшни.

Костиков покорно протянул ключи от машины, с мольбой глядя на начальника:

- Петр Андреевич...

Тот лишь устало отмахнулся:

- Не трепыхайся, капитан за руль сядет.

Спустя минуту, хлопнула входная дверь и на лестнице послышались удаляющиеся шаги...

Глава четвертая

В мрачном настроении Малышев возвращался на работу. Зайдя в управление, поздоровался с дежурным.

- Товарищ полковник, - обратился тот, - вам несколько раз звонил главный врач онкологического диспансера. Просил срочно с ним связаться.

- Из онкодиспансера? - в первый момент удивился Роман Иванович. Но тут же оживился: - Что он хотел?

- Сказал, что у них находится больной в тяжелом состоянии. - Дежурный скосил глаза на листок, лежащий на столе: - Стукаленко Борис Ильич, бывший сотрудник госбезопасности. Он хочет передать что-то важное.

- Хорошо, спасибо, - кивнул Роман Иванович. - Если что, я в ближайшие полчаса-час буду там.

Через время он уже входил в четырехэтажное здание областного онкодиспансера. На первом этаже, где располагалась поликлиника и административные службы, от проходившей мимо медсестры он узнал, как пройти в кабинет главврача. Пока того искали, как раз сейчас шел общий обход, пока они встретились и переговорили, прошло еще некоторое время. Малышев нервничал, но внешне ему удавалось сохранять вежливое, внимательное спокойствие. Наконец, главврач сам проводил его на третий этаж и подвел к нужной палате.

- Я был сегодня у Бориса Ильича на обходе, поэтому заходить не буду. Вы уж сами... - Он виновато отвел глаза, словно был лично виновен в причинах заболевания Стукаленко.

- Спасибо, - пробормотал Роман Иванович и, войдя в палату, прикрыв плотно дверь, в нерешительности остановился у порога.

Палата была одноместная. В углу на тумбочке стоял маленький переносной телевизор, лежали газеты и журналы. В изголовьи - еще одна повыше, на которой под белой, накрахмаленной салфеткой просматривались очертания разнокалиберных баночек и скляночек.

Рядом с кроватью на стуле сидела миниатюрная, седая женщина, при появлении Малышева вставшая и теперь молча смотревшая на него. Романа Ивановича поразили ее глаза. В них не отражалось уже ни веры, ни отчаяния, ни мольбы, ни сострадания, - одно сплошное ожидание и невысказанный, немой вопрос: когда? Вначале его покоробил и смутил этот взгляд. Но, посмотрев на лежащего на койке человека, он внезапно понял ее состояние. Должно быть, для таких, как Стукаленко и их родственников, смерть преобретала здесь несколько иной оттенок и смысл. Она не являлась, как для подавляющего большинства людей, процессом неосознанно страшным и чудовищно необратимым. К смерти здесь не просто были готовы, ее ждали: смиренно и покорно. Смерть стала не врагом, а союзником, ибо несла избавление от нечеловеческих страданий и мук. Малышев вдруг почувствовал себя стоящим у врат вечности...

- Проходите, Роман Иванович, - донесся до него слабый голос. Фимочка, подай, пожалуйста, стул нашему гостю, - обратился Стукаленко к жене. И когда она выполнила его просьбу, представил ее: - Моя супруга Серафима Павловна.

Малышев пожал ей руку, отчего-то боясь встретиться взглядом. Едва заметная, понимающая улыбка тронула ее губы.

- Я вас оставлю, - приятным, мелодичным голосом произнесла она. Пойду, Боренька, в гастроном схожу. - И, одевшись, вещи ее были тут же в палате, тихо вышла.

- Присаживайтесь, Роман Иванович. Извините, что принимаю вас в такой обстановке, - Борис Ильич вымученно улыбнулся. - Но другой, видимо, уже не будет... - Он помолчал. - ... Я знаю, что Владимир Александрович погиб. И не только он. Роман Иванович, я ведь до последнего и новости смотрю, и прессу читаю. И хотя стою, можно сказать, не одной, а обеими ногами по другую сторону света, поверите, впервые за последние дни страх почувствовал. - Он махнул рукой обреченно: - Не подумайте, что за себя. Я свое отжил и сейчас с "костлявой" переговоры веду двухсторонние о "приемке души и тела", так сказать. Но что с нашей страной происходит, вы можете мне объяснить?

- Честно? - спросил Малышев.

- На Руси смертникам не лгут, Роман Иванович. Или мы и в этом вопросе "демократами" стали? - ехидно усмехнулся Стукаленко.

- Борис Ильич, со страной происходит то, что не раз происходило наступает время тотальной экспансии. Со всех сторон. Но на этот раз главный удар нанесут не в лицо, а в спину. Слишком много желающих объявилось послужить в "пятой колонне".

Стукаленко закрыл глаза. Они долго сидели молча и Малышев решил было, что старик уснул. Он собрался уже встать и осторожно покинуть палату, когда Борис Ильич открыл глаза и, собравшись с силами, тихо проговорил:

- Роман Иванович, я, собственно, зачем позвал вас... - Он с трудом попытался приподняться и сесть. Малышев вскочил, чтобы ему помочь, но тот жестом его остановил: - Не беспокойтесь, я уж сам. Отдышавшись, Стукаленко продолжал: - Я вам должен кое что рассказать. Возможно, поздно хватился. Будь я до конца откровенным с Владимиром Александровичем, глядишь, он и живой остался бы. - Он внимательно и изучающе долго смотрел на Малышева. Потом решился: - Роман Иванович, почему вы "Джумой" заинтересовались?

- Борис Ильич, - раздумывая и тщательно подбирая слова, начал отвечать Малышев, - дело в том, что к Черному яру, где раньше располагалась лаборатория, стали проявлять интерес некоторые спецслужбы и представители криминалитета.

- У вас есть данные, что они действуют взаимосвязано?

- Есть такое предположение, но фактов на сегодняшний день мы пока не имеем.

- И не будет их, - отчего-то улыбнулся Стукаленко. - У каждого их них, по-видимому, свои цели и задачи.